Великая война

Кличка у Вовки была очень похожа на имя: ВОв – и свидетельствовала она о том, что парень был фанатом униформы и военной истории, причём как раз периода Великой Отечественной войны. Завсегдатай форумов, он и в классе общался только с Пашкой, заядлым бонапартистом, и с Владом, увлекавшимся военной миниатюрой.

Ребята, бывало, до хрипоты спорили с Полем – так на французский манер величал себя Павел – о роли Наполеона в истории и о том, кто же всё-таки выиграл в Бородинском сражении. Володе совершенно не нравился надутый корсиканец, вечно бросавший свою армию то в Египте, то в России, а Поль сшил себе у известного в узких кругах умельца аутентичный французский мундир и щеголял в нём с большим удовольствием. Вовке, воспитанному прадедом-фронтовиком, было, что называется, за державу обидно, а Поль, кажется, большей частью развлекался.

Всегда спокойный Влад периодически прекращал споры, перетекавшие в повод для драки, каким-нибудь своим замечанием:

 – Ребята, это ещё что, я тут на одном форуме прочитал, что шведы к нам при Александре Невском просто поохотиться приехали…

Друзья хохотали и забывали взаимные обиды… до следующей словесной дуэли.

Как-то раз Пашка пригласил друзей на один из полевых униформистских выходов, или фестов. И надо же было Вовке позвать на выезд ещё и Ларису…

Конечно, ничего криминального не произошло, но в своей форме 40-ых Володя явно проигрывал перед гусарами в почти настоящих доломанах и высоченными гренадерами с огромными султанами на киверах. А Павел и вовсе был в ударе. И постепенно Вовка стал замечать, что Лара – его Лара! – слегка краснела, когда Поль подлетал к ним на белоснежном скакуне, и потом не сразу могла отвечать на простые вопросы или отвечала на них невпопад.

А дальше всё было до оскомины банально:

 – Ты, Володя, конечно, очень хороший, но мы всё-таки такие разные…

И вот тогда-то Вовке и пришла эта мысль о самоубийстве.

Родители мотались по загранкам, дед с бабушкой двигали вперёд науку, и только прадед – дедушка Вася – стал бы горевать о своём непутёвом внуке. Эта мысль не давала покоя и сражалась с навязчивым желанием поскорее разделаться с давящим ощущением тяжёлой мглистой тоски и непереносимого отчаяния. Словно на сердце положили огромный камень, который всё время тянул и давил, а мозг был, казалось, завёрнут в слой какой-то стекловаты, не пропускавшей воздуха и губительной для всего живого…

Василий Сергеевич сразу заметил, что внука словно бы подменили. Сопоставив свои наблюдения с отсутствием в их доме Ларисы, дружившей, как говорили в их времена, с Володей, старый разведчик решил не пускать всё на самотёк, а взять ситуацию в свои руки. И, хотя разговор с любимым правнуком не клеился, дед понял, что происходит что-то серьёзное, и устроил за Вовкой настоящее круглосуточное наблюдение.

Сергеич пришёл к очень неутешительным выводам и прямо спросил о своих страшных мыслях внука. По тому, как вяло сопротивлялся Володя, было понятно, насколько близки к истине донесения «разведки».

Тогда Сергеич крепко сжал парню запястье и, глядя прямо в глаза, начал допрашивать:

 – Как бы ты назвал человека, которому уже вначале войны надоело сражаться, с партизанами по лесам прятаться, и он решил пойти постучаться к фрицам в концлагерь. Мол, там убьют поскорее, чтоб долго не мучиться.

Любимая тема затронула какие-то потаённые струны, и Вовка взбодрился. Их вечные разговоры с дедом всегда были ему дороги и интересны, ведь Сергеич был настоящим героем и знал множество военных баек и действительных событий той великой войны.

Мгновенно заработавшее воображение нарисовало такую страшную картину, что парень на мгновение даже осип:

 – Так они его просто замучают: медленно и с удовольствием… Или завербуют.

 – Так… И сколько он в застенках этих продержится? Если не подходит он немцам для роли шпиона и предателя.

 – Брр, – Вовке при одной мысли об этом стало не по себе, ведь он смотрел множество кадров кинохроники, снятой и нашими после войны, и фрицами во время её. И иллюзий по поводу гитлеровцев не питал.

 – Не брр, а недолго. Но мы с тобой предположим, что этому бедолаге попался фриц по типу того садиста у Ремарка?.. Ну, что ты молчишь? До конца войны, хотя мало вероятно…

Взгляд деда, казалось, прожигал насквозь:

 – А с тобой, дураком-самоубийцей, упаси Бог, ТАКОЕ вечность вытворять бы стали!

Вовку опять передернуло… Когда-то они с дедом вместе верили и молились, но стоило попасть в современный школьно-дворовый водоворот, как волна развлечений и новых впечатлений смыла готовность его души к вере, буквально затопила её. Ну не мог больше Вовка верить, ну не мог: сначала некогда было, потом скучно, неинтересно, немодно, смешно… Но смысл дедовой речи он понял сразу: старик говорил, конечно же, о бесах и об адских муках, уготованных самоубийцам. И почему-то усмехнуться снисходительно, как бывало, уже не получалось. Ведь мысли о собственной смерти придвинули к нему невидимую границу между мирами, и что-то в восприятии действительности незаметно для мальчика изменилось…

А ночью на него обрушился ужасный, непередаваемый кошмар. И, как это часто бывает в подобных жутких сновидениях, события закручивают тебя подобно урагану и тащат против воли и разума по какому-то своему сценарию к самой ужасающей развязке.

Вовка во сне действительно оказался у ворот концлагеря… Колонна пленных входила в эти адовы врата, а тех, кто падал от истощения и крайней усталости, аккуратные и исполнительные немцы методично пристреливали. Внезапно водянистые льдинки, помещавшиеся на лице офицера, нащупали новую фигуру. Отрывистая команда – и ВОв в руках охраны.

 – О! Гер офицер, – раздался за спиной гитлеровца мерзкий заискивающий голос, – отдайте этого пленного мне: он выглядит таким здоровым и упитанным… Вы же помните, что у меня есть личное разрешение бригаденфюрера Шульда.

Прозвучал приказ отдать заключённого доктору, и ужас, который пережил Володя в эту минуту, было трудно описать. Но внезапно мальчика захлестнула ещё большая паника, когда он увидел, что за спиной всех нацистов змеями извивались хвосты. А когда офицер, поправляя фуражку, слегка приподнял её, то на голове его явно были заметны небольшие чёрные рога. Перед Вовкой были те самые бесы, в которых он так наивно не верил! А это означало, что впереди, если это всё же не сон, их ждала страна под названием вечность.

Но внезапно довольное бесовское сопение и бормотание стало заглушаться какими-то дивными и почему-то знакомыми словами… И слова эти вырвали пленника из мерзких злодейских лап и повлекли вверх, словно живая струя плотного воздуха…

Когда Володя открыл глаза, то увидел, что его любимый дед молится перед иконой за своего дорогого внука. С глаз словно спала мутная пелена, и детская вера снова проснулась в Вовкиной душе. Он внезапно понял, какую непоправимую ошибку чуть было не совершил, и опустился на колени рядом с Сергеичем.

Однако запас снов на сегодня ещё не был до конца исчерпан. Правда, молитва оградила мальчика от ночного кошмара, и на этот раз Вовка был не участником его, а всего лишь зрителем.

В душе почему-то звучали слова Достоевского, которые любил повторять Сергеич… О том, что Бог с дьяволом сражается, а война идёт в сердце человеческом. А сон продолжался.

Перед мальчиком снова появился концлагерь, снова текли в него реки заключённых, снова встречала их свирепая охрана, возглавляемая безжалостным гитлеровцем. Но вот людская волна словно наткнулась на крутой берег и замерла у ворот с печально известной надписью: «КАЖДОМУ СВОЁ!» – напечатанной почему-то на понятном для Володи языке.

…Вовка вздрогнул – кстати, в первом сне той надписи на воротах точно не было – ведь эти роковые слова напоминали о той душевной ране, которая никогда не заживала. Утрата веры была связана не только с обилием внешних причин, но и с неприятием тех ужасов, которые творились в эпоху Второй Мировой: концентрационные лагеря, пытки, гибель детей, эксперименты над живыми людьми – всё это не укладывалось в голове и вызывало роковой для мальчика вопрос: «Если Бог существует, то как Он мог допустить такое? Как могли остаться безнаказанными многие нацисты? Почему гибли ни в чём не повинные люди?»

Почему-то в этот момент Володя понял, что сейчас получит ответы на все свои вопросы. И оказался совершенно прав. Ведь этот сон не был похож на обычное сновидение. Скорее ВОву казалось, что он получил возможность видеть всё скрытое от людей, а не просто вынужден блуждать по лабиринтам, искусственно созданным собственным усталым мозгом, чей сон, как известно, рождает чудовищ…

Внезапно земля раздвинулась и поглотила застывшего от ужаса мальчика. Однако он не погиб в своём сне и не проснулся… Он оказался где-то глубоко под землёй и с удивлением увидел, что там, внизу, происходит очень похожее действо, даже на воротах висит похожая по смыслу надпись – роковая и издевательская. Жуткие слова эти почему-то всё время видоизменялись и были то на русском, то на китайском, то на немецком, то на древнееврейском, то на других языках. А Вовка всё понимал и мог читать на каждом из них.

Итак, перед воротами застыли толпы людей, правда, они были какие-то странные. Приглядевшись, недавний атеист понял, что перед ним души умерших, а не обычные людские тела. Они казались полупрозрачными, но были вовсе не одинаковы: кто-то буквально сиял, а кто-то казался слепленным из грязи или вылитым из серого мутного стекла.

Вместо конвоиров перед вратами стояли уже настоящие бесы. Те, кто посмотрел хоть один фильм ужасов, примерно может представить, как они выглядели. Для большей достоверности, правда, придётся умножить свои негативные ощущения раз в сто – и тогда картина получится вполне адекватной настоящей реальности.

Так вот, самый омерзительный из нечисти – явно главный и начальствующий – начал сканировать глазами стоявших перед ним умерших. Найдя то, что искал, он радостно рыкнул и выцепил из толпы множество бывших гитлеровцев, на чьих лбах жутковатым светом выделялся знак свастики.

 – Я погиб на поле боя! – дико завизжал один.

И бесы тотчас же радостно загоготали:

 – На войне ты был всего три месяца, а здесь, в лагере, целых три года нам служил! Да и на поле боя ты не свою землю защищал, а чужую пытался заграбастать! Наш человек!

Другой голосил:

 – Я только солдат! Я выполнял приказ!

Но в ответ слышался лишь сатанинский хохот тех, кто следил за каждым поступком несчастного и старательно вкладывал ему СВОИ помыслы.

Володя в этот момент был поражён такой непереносимой мыслью, что на мгновение даже забыл о происходившей на его глазах страшной трагедии.

Он понял, с кем пришлось бы ему делить вечность после самоубийства.

С нацистами, наконец, было покончено, но бес продолжал вытаскивать души из толпы обречённых. Это были предатели и ещё немцы-уголовники, блоковые и штубовые, особо свирепствовавшие в лагерях смерти. Потом наступил черёд богоборцев-коммунистов, которые зверствовали в России…

И вот наступила очередь не чёрных, а серых душ, которые невольно сбились в одну кучку и стояли, понурив повинные головы. Казалось, эти не были изумлены и удивлены происходящим, а вполне осознавали свою вину и справедливость любого наказания.

Володя почему-то точно знал, что люди эти были крещены, за многих молились верующие матери и жёны. Да и бес, казалось, хочет, но не может сразу же схватить и поработить их навечно. Вокруг этих душ внезапно появились ангелы-хранители. Сердце мальчика радостно забилось при виде блистающего войска. Ангелы обнажили сияющие мечи и отбивали атаки ринувшейся на них бесовские своры, пока не одержали решительную и бесповоротную победу. Тогда вдруг раздался необыкновенный голос, наполненный такой мощью и силой, что адские глубины заколебались и задрожали. И произнёс этот голос всего лишь одну фразу:

– Все грехи их прощены за мученичество в земном аду.

И после дивных слов этих просияли серые и тусклые души, исполнились великой радости и взмыли вместе со своими ликующими Ангелами в набеса, и перед спасёнными сразу же послушно расступилась немыслимая толща земли. А вой и визг бесов был бессилен помешать ликованию.

Что произойдёт с другими, не крещеными людьми, Володя так и не узнал. Видимо, эта часть трагедии не была предназначена для его глаз. Единственное исключение составляли насколько красноармейцев. Володя почему-то знал, что они не были богохульниками и богоборцами, сражались за свою Родину, не предавали и не мучили никого. Мальчик вспомнил, как знакомый военный священник говорил о крещении кровью. И ему было открыто, что ребята эти в горниле боёв, плена и страданий пришли к вере. Он не знал, что произошло, но понимал, что участь этих людей не будет страшной. В отличие от самоубийцы, эти совсем молодые ребята, не крещённые из-за безбожия своих родителей, не были лишены надежды на спасение…

И на этом видение кончилось. И началась жизнь. С Богом.

Но кое-что добавить ещё хочется.

Вскоре после этих памятных событий Сергеич и Вовка выходили из храма после исповеди и причащения. У церковной лавки их ждал высокий крепкий старик с какой-то совершенно необыкновенной девушкой, явно его правнучкой. И не редкой красоты лицо, не длинная русая коса поразили Володю, а какой-то непостижимой чистоты и глубины взгляд прекрасных глубоких синих глаз незнакомки.

 – Внучка моя! Между прочим, в честь твоего деда названная, – пробасил их новый знакомый, любуясь своей ненаглядной синеглазкой.

…Василиса оказалась очень интересной собеседницей. Казалось, она создана, чтобы восхищать и удивлять, но сама об этом даже не задумывалась. Наверное, самым удивительным и радостным было то, что девочка позвала Володю в спортивную секцию. На занятия рукопашным боем по системе Рябко. Это само по себе было необычно и непривычно, а – главное – обещало новые встречи с синеглазой девушкой в будущем.

Pobedish.ru