Развязка

Подготовилась она основательно, выбрала способ, время и загодя привела в порядок все дела: сделала генеральную уборку в квартире, проверила, не остается ли позабытых долгов, сходила к нотариусу и составила по всей форме завещание – оставила петербургскую квартиру, деньги на банковском счету и дачу в Мельничном Ручье старшей сестре, жившей с мужем и детьми в Саратове, причем жившей очень скромно. Конверт с копией завещания, на котором был написан адрес и телефон сестры, она оставила на столе. Если машина не загорится, то в ее сумочке найдут паспорт, ну а загорится – тоже не беда: рано или поздно личность все равно установят, квартиру вскроют и завещание найдут. Так что ее смерть сестру, конечно, огорчит, но потом, когда та прочтет завещание – будет ей и утешение. А уж Константина ее смерть вряд ли глубоко опечалит…

Она часто проезжала мимо строящейся развязки КАД, кольцевой автодороги, неподалеку от Гражданки, и ее поражали циклопические колонны, поддерживающие полотно эстакады, их высота, делавшая эстакаду похожей на некий космический трамплин для межзвездной ракеты. Хотя она, конечно, знала, что ракеты взлетают вертикальной из шахт, устроенных в земле, но впечатление было именно такое. Однако решение использовать это место для самоубийство пришло к ней во время телепередачи новостей. Снимавший строительство развязки оператор, похоже, имел сходное с нею «космическое видение» и явно мечтал о «большом кино»: он снял недостроенную эстакаду из кабины автомобиля: камера несется по взлетающему в небо дорожному полотну и останавливается у самой черты обрыва. Лихой оператор, что и говорить. И вот тут-то к ней неожиданно и пришло решение: «А я разгонюсь и не остановлюсь, взлечу в небо - и конец!» Конец она представляла себе таким образом: она взлетает в небо, изо всех сил сжимая руками руль, машина набирает по инерции высоту – какую, интересно? Но уж какую-то набирает. – а затем рухает вниз, на бетон уже проложенной внизу части развязки и превращается либо в бензиновый факел, либо в кучу железа, пластмассы и разорванной на части человеческой плоти. У нее даже мелькнула мысль купить кинокамеру, установить ее где-то сбоку от эстакады, чтобы зафиксировать этот момент – заодно бы и номер машины можно было снять, чтобы потом легче было установить личность. Но ей показалось, что в этом есть некая театральность, да и возиться не хотелось. Поэтому она ограничилась тем, что за неделю до намеченного воскресенья съездила к развязке, оставила неподалеку машину и все тщательно проверила. Да, на строительство проехать было совсем не сложно: не было ни забора, ни сторожей, а к эстакате вел сначала съезд с будущей автострады, по которому можно было взять хороший разгон. К этому съезду вела временная грунтовая дорога, по которой к стройке подъезжали строительные машины и подвозились стройматериалы и механизмы. Дорога на выходные перекрывалась простым шлагбаумом с дощечкой «Проезда нет», даже замка на нем не было. Она поднялась пешком по эстакаде до самого обрыва и поглядела вниз. Впереди внизу, на расстоянии метров в пятьдесят, лежало широкое пустое полотно будущей КАДы. Бетон. Высота. Автомобиль с разгона должен благополучно пролететь эти пятьдесят метров. Приземление всмятку, с пожаром или без, было обеспечено. Она вздохнула с облегчением: решение было принято окончательно, и уже почти привычная терзающая боль даже, кажется, отступило.

В оставшуюся неделю она старалась вообще не думать и не вспоминать о Константине. К чему, если решение уже принято? У нее даже не мелькнуло искушение позвонить ему, послать SMS- ку или письмо. Она просто методично и старательно приводила в порядок все, что оставит после себя. Во-первых, взяла на работе отпуск на две недели за свой счетНа неделе съездила на дачу, навела порядок и там, закрыла дом, сарай и садовый домик и отнесла ключи к соседке, предупредив ее, что уезжает надолго, а без нее может приехать сестра и ей надо будет отдать ключи. Соседка сестру знала, так что тут она тоже никому не оставляет проблем.

В субботу она занималась сжиганием бумаг в печке, превращенной в камин: дом был старый и в квартире сохранилась прекрасная кафельная печь, выручавшая ее деда и бабушку в блокаду. Она не только сожгла письма и кой-какие фотографии, которые не хотела оставлять сестре, но и просмотрела все книги – у нее была привычка закладывать книгу первой попавшейся под руку бумажкой. И действительно, несколько старых личных писем она в книгах нашла, и это были как раз такие письма, которые она ни за что не стала бы показывать старшей сестре. Она похвалила себя за предусмотрительность и педантичность.

В воскресенье утром она зачем-то сходила в парикмахерскую и сделала прическу, а потом долго гуляла по набережной Невы, прощаясь с городом. Пообедала в плавучем ресторане, сидя у окна, выходившего на Стрелку Васильевского острова. К счастью, она нигде не встретила никого из знакомых, день прошел спокойно. А потом она поехала к развязке. Подъехала уже в сумерках. По дороге решила, что тянуть она не станет, а въехав на строительную площадку, сразу заедет на съезд и оттуда рванет на эстакаду. Все обошлось благополучно, на стройке никого не было, она вышла из машины, отвела загородку шлагбаума, въехала на территорию, снова вышла из машины и аккуратно поставила шлагбаум на место. Все. Можно было садиться за руль и начинать последнюю в жизни поездку. Но почему-то ей захотелось подняться по эстакаде пешком и еще раз взглянуть сверху на то место, где она должна будет приземлиться. Почему бы и нет? И она пошла вверх по эстакаде, идя по самой ее середине.

Пока она поднималась, она слышала шум машин откуда-то неподалеку, видимо со стороны старой дороги, по которой все пока ездили, по которой и она приехала. Но поднявшись на самый верх и глянув вниз, она похолодела и опустилась на колени: внизу, по полотну новой автодороги сплошным потоком шли машины. Люди возвращались с дач и с пикников. Ехали машины с лодками на прицепах и машины-фургоны. Шли машины с детьми на задних сиденьях.

Она развернулась и побежала вниз, к машине. Она не помнила, как выехала со стройплощадки, не помнила, закрыла за собой шлагбаум или забыла. Вообще ничего не помнила, даже того, куда же она теперь ехала. Просто мчалась по шоссе, сжимая руль и твердя: «Господи… Господи… Господи…». Несколько раз она останавливалась, потому что ее вдруг начинало тошнить и приходилось выходить из машины и бежать в кусты, где ее рвало самым беспощадным образом. Ей было плохо, она до отказа опустила стекла обоих окон.

Потом она долго мчалась по Охтинской набережной Невы, сама не понимая и не гадая, куда она едет. Ехала уже в темноте и в конце концов оказалась сначала в Автово, а потом в Стрельне. Здесь ей пришлось все-таки остановиться, потому что на приборной доске замигал красный огонек – кончался бензин. Она подъехала к автозаправке, залила полный бак. Потом отвела машину на край стоянки, села за руль и громко спросила себя: «А теперь куда я еду?». Тут она услышала тихий и густой колокольный звон и поехала на него. По дороге нагнала какую-то компанию молодежи, приостановила машину, высунулась в окно и спросила:

- Где это звонят, молодые люди?

- От молодой и слышим! – весело отозвался один из парней. – Это в монастыре звонят, в Сергиевой пустыни: вот до светофора доедете, а за ним начнется монастырский парк.

«Вот куда мне сейчас надо!» - подумала она и туда она и поехала. Остановила машину возле ворот, увидела людей, входящих в ворота. На почти негнущихся ногах пошла за ними мимо темных кустов и больших деревьев. Вошла в едва освещенный храм и сразу же зашла за колонны, прячась от людей. Там она сначала просто стояла как истукан, а потом начала плакать и в конце концов упала на колени и разрыдалась. «Господи, прости меня, убийцу!» - шептала она, а перед глазами ее все шел и шел поток машин с лодками, с корзинками, цветами и детьми на задних сиденьях.

Она не знала, сколько прошло времени. В храме что-то пели монахи, что-то читали. Потом одни люди стали выходить, а другие наоборот прошли вперед. К ней подошел пожилой, даже скорее старый монах, весь обросший седыми волосами и бородой..

- На исповедь? – спросил он.

- Да! – сказала она и тут же спросила: - А можно?

- Вы крещеная?

- Крещеная… Только я никогда не была на исповеди. А мне очень надо, я убийца, понимаете?

- Понимаю, - ответил монах. – Ну так идемте, я вас поисповедаю.

И пошел вперед. Ей хотелось догнать монаха и взять его за руку, потому что ноги ее все еще плохо слушались, но она не решилась. Так пошла.

* * *

КАД достроили почти полностью. Она не любила проезжать ту развязку, но иногда приходилось. Однажды она заехала в маленькое кафе при автозаправке – очень хотелось пить, а купить питье на дорогу она забыла. И вот надо же случиться такому совпадению! Именно сидя за столиком перед кафе, потягивая апельсиновый сок и глядя на ту самую развязку, она вдруг увидела за одним из столиком ЕГО – Константина! Впервые за прошедшие с тех пор почти три года. Он сидел с девушкой и явно обволакивал ее словами. Она усмехнулась, чуть-чуть ниже надвинула широкополую шляпу с той стороны, где сидел Константин и стала наблюдать за ним и слушать. Странное дело, разум отмечал знакомые слова, даже целые блоки знакомых слов, когда-то зачаровавших ее, мучительно привязавших к этому, совершенно чужому теперь человеку. Его позы – горделивое закидывание головы, проникновенные многозначительные взгляды с одновременным ритмичным постукиванием пятки о пол – все теперь казалось ей раздражающе пошлым и даже убогим. И дело было даже не в том, что она уже год как была счастливо и безмятежно замужем: просто сейчас она не видела в нем ничего, что могло бы вызвать бы в ней хоть какой-нибудь романтический отклик или воспоминание, причинить ей хотя бы самую короткую и маленькую боль. Так выходит, все дело было только в ее эмоциях? И только они, ее эмоции, а вовсе не он, ослепили ее и сделали послушной игрушкой страстей? Через четверть часа она заметила, что уже давно не слушает, что там говорит своей новой избраннице или жертве Константин, а вспоминает пережитый на этой развязке ужас и свою первую исповедь у батюшки. Милый, дорогой друг отец Андрей, как сурово и ласково он тогда вразумлял ее! Ей стало скучно и неинтересно слушать и наблюдать дальше сцену обольщения, она встала, положила деньги под бокал с недопитым соком и вышла, стараясь идти так, чтобы он ее не заметил и не узнал. Она села в машину и спокойно поехала прочь от развязки.