Рассказы от Andvari

[Andvari]

5.
- Разбивайтесь на пары, - сказала я. – Можете ходить по всему центру, где хотите. Но к 6 все должны быть у выхода. Если у вас какие-то проблемы, телефон Дмитрия Владимировича у вас есть. Можете идти.
Дети разбежались почти мгновенно. Осталась только та же девочка, которая не хотела жить в одном номере с какой-то Оксаной. Она подошла ко мне, явно смущаясь.
- Почему ты не идёшь со всеми? – спросила я.
- А как я объясню продавцам, что мне нужно?
- Просто покажи на то, что хочешь.
- Но я хочу именно попросить. А немецкого не знаю.
- То есть ты хочешь знать, как будет «Дайте мне, пожалуйста» по-немецки?
Девочка кивнула.
- Так бы и сказала! Geben Sie mir bitte.
- Geben Sie mir bitte… - на удивление точно повторила она. – А потом показать, что мне надо, да?
- Конечно, - сказала я. – Ну, всё, беги.
- А можно ещё вопрос?
- Конечно.
- Откуда вы так хорошо знаете русский? – девочка с любопытством посмотрела на меня.
- Я родилась в России. Просто живу в Германии уже пять лет.
- Я тоже так хочу. Когда я вырасту, я обязательно приеду к вам.
- Ну конечно, конечно. Беги.
Девочка завернула в ближайший магазинчик. Я повернулась к Дмитрию, который стоял позади меня.
- Признаться честно, у меня пересохло горло. Вы не будете против, если я зайду в кафе?
- Я с вами, - ответил он. – Мне тоже хочется пить.
Кафе располагалось неподалёку, в отличие от магазинчиков оно было огорожено лишь декоративным низким заборчиком. Его даже было трудно назвать так – всего лишь стойка и пара столиков. Мы с Дмитрием подошли к стойке. Я взяла апельсиновый сок, он – пиво. Странно, снова пиво… Он был стройным. Видимо, пьёт только во время отпуска и командировок, раз ещё не нажил пивного живота… Мы сели за один из столиков. Я стала пить сок мелкими глоточками, стараясь увлажнить горло.
- Наверно, очень трудно болтать без умолку два часа подряд, - сказал Дмитрий. Это было утверждение, а не вопрос. – Я сам лично устаю после пятиминутного монолога. А у нас в школе на всех устных экзаменах требовался монолог длиной в десять минут. Я всегда едва набирал проходные баллы.
- Я гуманитарий, мне наоборот легче говорить, - улыбнулась я. – Как вам экскурсия?
- Я ожидал от Берлина большего. В школьных учебниках он обычно описывается яркими красками. Даже сравнения вроде London ist schön, aber Berlin ist schöner. Я, конечно, не был в Лондоне, но сомневаюсь, что Берлин красивее его. Но вот ваш рассказ мне понравился…
- Вы зря, наоборот сегодня у меня вышло не слишком хорошо.
- Не стоит умалять себя, - сказал он.
Дмитрий допил пиво и поставил стакан на стол.
- Вы часто позволяете себе выпить? – спросила я.
- Должен признать, что часто. Но только по стакану пива. Ну и как же я могу не попробовать знаменитого немецкого?
- По вам не скажешь.
- Ну, так уж вышло. У меня хорошая наследственность. Мой отец не проводит ни дня без стаканчика, но до сих пор сохранил неплохую фигуру. Хотя ему уже за пятьдесят. А ваш муж?
- Нет, он не пьёт. Я не позволяю.
- Вот даже как?
- Он сам много чего не позволяет мне, так почему бы и мне не запретить что-нибудь?
Дмитрий хотел что-то ответить, но у него зазвенел мобильник. Я так и не узнала, за кого он собирается заступиться – за меня или мужа.
- Алло. Да, Ира… Что?... Где ты сейчас?... Понятно.… Сейчас я подойду.
- Что-то случилось? – спросила я.
- У одной из наших подопечных проблемы, - Дмитрий спрятал телефон в нагрудный карман. – Набрала кучу вещей, охраннику это показалось подозрительным, он попросил у неё чеки. А она, разумеется, выбросила их. Она сейчас на втором этаже возле фонтана. Не могли бы вы пойти со мной? Боюсь, я не смогу объясниться с ними.
- Хорошо, - я встала.
Быстрым шагом, почти бегом, мы подошли к эскалатору. Ещё минута – и мы уже были на втором этаже. Был хорошо слышен шум фонтана где-то неподалёку. Вообще этот торговый центр навевает воспоминания об аэропорте Домодедово. Тоже, встанешь у одной из стен – и не видно противоположной, настолько вытянулось здание…
- Это туда, - Дмитрий махнул рукой налево.
Было заметно, что он волновался. Вполне объяснимо – ведь на нём лежит ответственность за этих детей. И ему же за них отчитываться. Меня, например это не касается, у меня сейчас свободное время. Моя единственная обязанность – развлекать детей во время поездки. А так.… Но я должна помочь Дмитрию. Будет печально, если ему придётся отвечать за глупость этого ребёнка.
Возле фонтана стояла одна из девочек нашей группы и плакала. Рядом с ней, привлекая внимание некоторых прохожих – два полицая и доверху набитая тележка… Неужели она купила всё это на двести евро??? Я же говорила Дмитрию не давать всё сразу…
- Что происходит? – спросила я у полицаев.
- Вы имеете отношение к этому ребёнку, фройлян?
- Фрау, - поправила я. – Да. Эта девочка – из туристической группы. Я гид-переводчик, а он, - показала на Дмитрия, – сопровождающий.
- Простите, фрау. Я попросил у этой девочки предъявить чеки. Они показала только один на рюкзак.
На веру вещей действительно лежал рюкзачок в виду забавной пчёлки…
- Ира, ты действительно покупала всё это?
Девочка всхлипнула и прижалась к Дмитрию.
- Ира, не надо плакать, – я присела на корточки, понимая, как это глупо выглядит со стороны. – Если ты не ответишь, мы не разберёмся. Скажи и всё будет хорошо.
- Д-да, - сквозь слёзы ответила она.
- Но как у тебя хватило денег?
- М-мам-ма д-дал-ла м-м-мне с с-с-собой е-ещё тыс-сяч-чу ев-вро. Ск-каз-зал-ла, д-двес-сти буд-дет мал-ло.
- Мне казалось, это не разрешается, - сказала я Дмитрию.
- Ну ты же знаешь эти причуды богатых. Как будем выкручиваться?
- Дай подумаю… Ира, ты помнишь, где что покупала?
Девочка кивнула.
- Я думаю, мы сможем это уладить, - сказала я полицаям уже по-немецки. – Продавцы наверняка помнят, что ребёнок был у них. Поэтому я предлагаю вам пройтись по магазинам, где это было куплено и спросить. Я думаю, они подтвердят факт покупки.
- Хорошо, фрау, - ответил один из них. – Ведите.

[Andvari]

6.
- Боже, что за дети! – устало сказала я, поднимаясь вместе с Дмитрием и детьми в столовую.
- Хотите сказать, такой проблемы у вас никогда не было? – спросил он.
- Ну, разбираться с полицаями, конечно, приходилось, но чтобы час бегать по всем магазинам и выспрашивать, был ли этот ребёнок и что именно он взял – такое никогда…
Дмитрий пересчитал детей и разрешил им идти. В отеле был шведский стол на ужин и завтрак – по-моему, один из самых удобных вариантов. Обычно если есть конкретное меню, то кому-то из детей оно непременно не нравится. И начинаются капризы… Терпеть не могу капризничающих детей. Братья, если вздумывали покачать права, получали от меня подзатыльник, а с этими детьми я не имела права так делать – немедленно бы выгнали с работы и заставили ещё платить приличный штраф…
- Вы будете есть? – спросил он.
- Да, я проголодалась, - мы подошли к раздаче. Там вовсю толпились дети и восхищённо разглядывали контейнеры с едой. Им это было непривычно. Я взяла поднос, тарелку, положила себе немного спагетти с соусом и салата. Дети, поняв, как надо действовать, побежали за подносами. Я села за один из крайних столов и принялась за еду. Люди, занятые в отеле на полный день, всегда обедают здесь же. Замечу, что бесплатно. Хоть что-то хорошее. Вскоре подошёл Дмитрий с полным подносом. Он взял всего понемногу.
- Хотите всё попробовать? – спросила я.
- Я всегда так делаю, - ответил он. – У меня нет любимого блюда, поэтому я не вижу повода наедаться чем-то одним.
Я оглянулась на зал. Большинство детей, конечно, набрали сладостей. Ох, будут под конец все в диатезе…
- Вам уже сейчас идти? – спросил он.
- Да, - ответила. – По идее я и так сижу дольше положенного.
- А во сколько у вас начинается рабочий день?
- Я должна быть в отеле в восемь.
Дмитрий присвистнул.
- Такие дни – редкость. У меня не почасовая нагрузка. В начале дня мне даётся задание, когда я его выполню, я могу быть свободна вне зависимости от времени. Обычно это провести одну-две экскурсии. Сопровождение группы весь день – редкость.
- Ясно.… И во сколько вы освобождаетесь в обычные дни?
- Зависит от времени экскурсий. Обычно в три-четыре часа.
- Нормально, в общем-то.… У меня – с девяти до шести. Причём строго.
- А здесь вы практически заняты весь день, - усмехнулась я.
- Зато мне за это выплатят неплохие деньги. И, кроме того, я всегда мечтал побывать в Германии. Как я мог отказываться от такого шанса?
- Понятно, - сказала я. – А я бы хотела проехаться в Швецию…
- А на каком языке вы собираетесь там разговаривать?
- Ну, во-первых, большинство шведов прекрасно знают английский, а во-вторых…я говорю по-шведски.
- Откуда вы знаете язык? – он удивился.
- Сестра мужа – скандинавоведка. Она первый год жила с нами и постоянно практиковала речь…ну, в общем, разговаривала при нас. Вот я и набралась. Потом ещё купила учебник, сама немного поучилась. Шведский очень похож на английский и немецкий, поэтому он дался мне легко.
- Вы полиглотка, - улыбнулся он.
- Если честно, я уже запуталась, сколько иностранных языков нужно знать, чтобы считать себя полиглотом.
- Два и больше, - ответил он. – Я знаю только немецкий, и то не очень.
- Спасибо за объяснение, - я встала. – Мне пора.
- До свидания, - сказал Дмитрий.
- До свидания.
Я поставила поднос на столик с грязной посудой и спустилась в холл. Администратор уткнулся в детектив Агаты Кристи и не обратил на меня внимания. Кроме него в холле был только один парень. Он выглядел напуганным. Странно, что же случилось…
- Ursäkta! Talar ni svenska? – спросил он у меня.
- Ja, - ответила я. - Vad hade hänt?
- Jag kan inte öppna min dörr.
- Gå, visa det mig1.
Парень с явным выражением радости на лице свернул в коридор. Он шёл очень быстрым шагом, я едва успевала за ним. А ещё говорят, что все жители Скандинавии медлительные.… Или Прибалтики? Не помню точно…
У парня была типичная скандинавская внешность, если не считать светло-каштановых волос. Краска, наверно.… А так было сразу же видно, откуда он – светлая, почти молочная кожа, большие голубые глаза, тонкие черты лица, немного выпирающие скулы… Типичный швед. Он, видимо, совсем недавно вышел из подросткового возраста – я бы не дала ему больше восемнадцати.… Хотя, точно так же было и с Дмитрием, а он оказался даже старше меня.
Мы зашли почти в конец коридора. Из замка одной из дверей торчал ключ. Отель собирались переоборудовать на ключи-карточки, но сделать это планировалось лишь в следующем году.… Пока что постояльцам приходилось мучаться с допотопными ключами. И как назло их часто заедало. Это был уже не первый случай, когда мне приходилось выручать людей. Я-то уже напрактиковалась с этими ключами… А им не привычно.
- Вот эта, - парень показал на дверь.
Я подошла, легонько дёрнула ключ. Заело… Ну ничего, нам не привыкать… Я принялась легонько расшатывать ключ в замке. Постепенно он поддавался, поддавался…. Ещё секунд двадцать – и ключ был у меня в руках. Я отдала его озадаченному шведу.
- Вот. Будьте осторожнее в следующий раз – ключ не стоит поворачивать слишком резко.
- Вы тоже остановились в этом отеле? – спросил он вместо благодарности.
- Нет, я гид, - ответила я. – Это имеет значение?
- Ну… - парень явно засмущался. – Нет.
- Тогда до свидания, - сказала я, развернулась и быстрым шагом направилась прочь из коридора.
На улице уже темнело, и снова моросил дождь. Днём, когда я вела экскурсию, было ясно. Странно.… Зря, наверно, я отшила этого парня. Не было похоже, что он собирается приставать ко мне. Если честно, я боюсь домогательств. Сама не знаю почему. Вроде в детстве и юности сильно не пугалась, значит, и страха не должно быть. Но он есть.… Стоит какому-нибудь мужчине попытаться завести со мной разговор, пусть даже и самый невинный, как я сразу же отшиваю его и стараюсь уйти. С Дмитрием была другая ситуация – я сама начала разговор. Муж убил бы меня, если бы узнал…
Я так задумалась, что едва не проехала поворот. «Блин, хороша Юлечка, - раздражённо подумала я (всегда называю себя Юлечкой, когда злюсь на себя), - задумалась о парнях, и теперь собирается пару часов проплутать по Берлину». Я включила музыку. Печальный голос солиста, певшего на неизвестном мне языке (но он был похож на шведский…наверно, норвежский) полностью вытеснил из головы лишние мысли. Скоро я буду дома…

1) – Извините! Вы говорите по-шведски?
- Да. Что случилось?
- Я не могу открыть мою дверь.
- Идёмте, покажете (шведский)

[Andvari]

7.
В этот день я отчего-то встала с трудом. Когда заиграл мобильник, я не потянулась выключать его, а лежала и слушала как солист поёт про новый день и новую надежду… Не про меня. Я уже давно потеряла надежду на то, что когда-нибудь жизнь можно будет назвать счастливой… А если она умирает последней, то что остаётся?
Песня играла уже в третий раз. «Ein neuer Tag beginnt, eine neue Hoffnung…» А вставать совсем не хочется… Наверно сказался вчерашний напряжённый день. Каторга какая-то, а не работа. Особенно если подумать, что эта неделя ещё будет без выходных – туристам нужны развлечения и в воскресенье. И до отпуска ещё нескоро – меня ведь и так отпустили на неделю, на свадьбу брата. Он нашёл себе выгодную партию – жена – единственная дочь какого-то финансового воротилы и безумно влюблена в него. В общем, ничего особенного. Мой средний брат очень властолюбив, я думаю, он не даст жене покоя. Собственно говоря, единственной женщиной, которую он слушался, была я, но и это время уже в прошлом. Младший брат в свои девятнадцать уже успел жениться, завести ребёнка и развестись. Теперь судится за имущество и право не платить алименты… Страшная вещь – брак. Такое ощущение, что он не может быть счастливым. Или голый расчёт, или мимолётное влечение, а потом – развод и беготня по судам…
Так, ладно, чего это я лежу… «Подъём!!!» - заорала я и резко встала с дивана. Тело отозвалось слабостью во всех мышцах. Как будто бы и не спала… Ладно, это можно пережить. Я достала мобильник, выключила будильник как раз на окончании песни, потом взяла со стола папку с планом. Так, сегодня – Берлинский зоопарк… Хм, а какой именно? Их же два… Ладно, на месте разберёмся. Вторя часть – бассейн, боулинг…так, это мне не нужно, значит, вторую половину дня я свободна… Уффф!!! Вроде бы проработала только один день, а такое ощущение, будто неделю возила тачки с углем по 14 часов в день… Зажёвывая шоколад круассаном, я листала папку дальше. Не понимаю, зачем детей водить по музеям, картинным галереям – им же это неинтересно. А в программе на следующие три дня только они. Вообще, если обходить в Берлине все музеи…это нужно брать отпуск хотя бы на месяц, опять же недёшево. Как любая европейская столица, город не скупится на достопримечательности. Правда если говорить о музеях, то их могло бы быть ещё больше – часть была вывезена в другие города во время войны. Может это и к лучшему – по крайней мере не пострадало от бомб… Насколько мне известно, во время Второй Мировой был случай, когда в один из зоопарков попала бомба и звери разбрелись по улицам. Потом их, конечно, вернули на место. Я иногда рассказываю эту историю туристам. Они обычно смеются и не верят.
Я посмотрела на часы… Прекрасно, я опаздываю на работу! Так, мне нужно ускориться… Я быстро побросала нужные вещи в сумку, оделась, вышла на улицу. Мобильник в сумке завибрировал. Досадуя, какой же это умник вздумал мне звонить тогда, когда я уже должна подъезжать к отелю, я достала телефон и нажала кнопку вызова.
- Алло, - у меня был сонный злой голос в этот момент.
- Привет, Джули, - раздался в трубке весёлый голос Ютты.
- Когда ты прекратишь меня так называть? - разозлилась я.
- Ну тебе всё не так… Послушай, что ты скажешь, если я заскочу к тебе сегодня в четыре пополудни. Ты ведь свободна, так?
- Откуда ты знаешь? – я удивилась.
- Ну, ты часто освобождаешься рано.. А что, сегодня задерживаешься?
- Нет, - на автомате выпалила я. – Ладно…заходи.
- Хорошо. Обязательно зайду. Пока!
Я вздохнула и спрятала телефон. Лучше уж было соврать. Я, в общем-то, не против Ютты – она очень милая девушка, но сегодня я немного не в настроении принимать её. Её интересует всё обо всех – она иногда докапывается до таких личных вещей… Ей надо быть детективом… Но она скандинавовед. Что она делает точно мне самой неясно, но это тоже языковая специальность. Только у неё – скандинавские… Ну, что же ещё сказать. Ей уже двадцать девять лет, но ведёт себя как ребёнок. До сих пор не замужем, но живёт с молодым мужчиной, расписываться вроде не собираются. Вечно с плеером в ушах, напевает что-то весёленькое, с лица не сходит улыбка.… Наверно я ей завидую – она смотрит на жизнь просто, во всём умеет находить хорошее, а я… Эх, что я… Почему я вообще жалуюсь? Почему я не могу, как Ютта, радоваться жизни? Не знаю…
По дороге в отель пришлось сделать небольшой объезд – на прямом пути явно намечалась пробка. Хорошо ещё улицы это позволяли. А то стоять бы мне сейчас и мысленно ругаться… Парковка у отеля была уже почти заполнена – я с трудом нашла место. Значит, я всё-таки опоздала. У выхода толпились знакомые мне дети, а Дмитрий пытался их угомонить. Я почти бегом подошла к ним и спросила:
- На сколько я опоздала?
- На десять минут. Пробки? – поинтересовался Дмитрий.
- Да, - сказала я. А что, в общем-то я права… - В какой зоопарк мы едем?
- В тот, который ближе. Точнее я сам не знаю, - он повёл плечами. – Если бы я ещё их отличал. Дети, заходим!
Громко переговариваясь, дети заходили в автобус. Дмитрий пересчитывал их по головам. Мне почему-то вспомнился эпизод из «Одного дома», где по ошибке считают лишнего ребёнка, просто околачивавшегося рядом, и в итоге забывают своего… Интересно, а бывало ли такое в жизни? Наверно, было.
Дети зашли и теперь спорили за места у окна. Я села на кресло из первого ряда и взяла в руки мегафон. Ну вот, новый день начинается…

[Andvari]

8.
Мы поехали в старый зоопарк. Мы называем его так потому, что он основан раньше – ещё в середине девятнадцатого века. Это именно тот, в который упала бомба со всеми вытекающими оттуда последствиями. Считалось, что здесь – лучший зверинец Европы. Не знаю, мне не с чем его сравнивать. Но по работе я бываю здесь часто, уже запомнила чуть ли не каждый камень и дерево. И уж тем более мне давно не нужна карта, чтобы ориентироваться. На выходе их раздали каждому – красочный буклет, содержащий кроме фотографий ещё множество фотографий, правила и краткую историю зоопарка. Последнее уже будет больше интересно мне… Никто из детей не знал немецкого, поэтому они разглядывали картинки и переговаривались между собой, пока мы объяснялись с билетным кассиром. За зоопарк было заплачено заранее, поэтому нас пропустили без этой толкотни с билетами.
Мы зашли в зоопарк. Там было заметно прохладнее – наверно сказывалось большое количество зелени и отсутствие автомобилей… Я решила провести группу по кругу – по-моему, так было удобней всего. Весь зоопарк мы, конечно, не обойдём, но хотя бы часть. У нас было три часа, после нужно было возвращаться в отель, а затем я свободна… Скорее бы это время наступило. Я и так себя чувствую не лучшим образом.
Мы зашли в террариум. Там было темно и прохладно, за стеклом ползали жуки, скорпионы, извивались змеи… Дети прилипли к стёклам, с интересом разглядывая их. Одна из девочек, та, которая собиралась «быть как я», сказала, что боится пауков, и не хотела отходить.
- Они такие мерзкие! – ныла она, дёргая меня за рукав. – И кусаются! Юлиана Сергеевна, ну пойдёмте отсюда!
- Они за стеклом и не смогут тебя укусить, - отвечала я. – Ну и видишь, остальным ещё хочется посмотреть.
- А вдруг вылезут? – она напугано показала пальчиком на двадцатипятиметровую королевскую анаконду, лежавшую неподвижно. – Она ведь ядовитая?
- Не ядовитая, не ядовитая, - врала я. Если честно, мне самой хотелось уйти. Пауков и скорпионов я не боялась, а вот змей… В шесть лет меня укусила в ногу ядовитая гадюка, когда я вздумала ходить по лесу босиком. Яд её несилён, но так как дело происходило в деревне, с врачом мы немного опоздали, а своих лекарств у нас не было. Когда спустя почти пять часов меня всё-таки привезли в районную больницу, нога уже распухла настолько, что стала больше почти в два раза. Мне тогда даже хотели ампутировать её, но всё как-то обошлось. С того времени у меня остался подсознательный страх перед змеями. Тем более, насколько я знаю, противоядие от анаконды действует только если его вколоть в первую минуту после укуса, то есть жизнь человека измеряется секундами… Но пугать девочку, по-моему, этим не стоило – она и так боится.
Кстати, а где девочка? Минуту назад тёрлась возле меня, а сейчас… «Маша!» - позвала я её. Мне никто не ответил. «Маша!» - я позвала громче. Пара посетителей осуждающе посмотрели на меня. Я прошла весь не очень большой террариум, вглядываясь в лица людей. Маши не было. «Да что же это такое, - мысленно чертыхнулась я. – Куда она подевалась?»
Я подошла к Дмитрию. Он стоял в противоположном конце террариума и с интересом разглядывал каких-то не примечательных на мой вид паучков.
- Вы не видели Машу? – спросила я.
- А? – он отвлёкся от паучков. – Минуту назад тёрлась возле вас, а что?
- А сейчас её нет. Я уже весь террариум обыскала.
- Серьёзно? – его глаза округлились от ужаса. – Так, надо что-то делать… Дети, выходим!
Недовольно ворча, дети отошли от анаконды, вышли за нами и построились. Дмитрий пересчитал их. Семь пар, четырнадцать человек. Иры не было.
- Кто-нибудь видел Машу? – спросил Дмитрий. В его голосе не было привычных весёлых нот, да и с лица исчезла мягкость. Ему теперь вполне можно было дать его двадцать шесть.
- Она выходила на улицу, - сказал один из мальчиков. – Я видел.
- Она не сказала, куда идёт?
- А мне почём знать? – мальчик повёл плечами.- Я её не спрашивал.
- Чёрт, что же делать… - прошептал он.
Я понимала его тревогу. Уже за то, что мы не уследили за ребёнком, нас вполне могут выкинуть с работы, а уж если с ней что-то случится… Нет уж, попадать за решётку мне совсем не хочется. Хотя в принципе это не моя обязанность – я не должна смотреть за детьми. Однако и мне влетит. Это уже не проблемы с полицией. Здесь уже угроза для жизни подопечной.
- Она не могла уйти далеко… - сказала я. – Давайте так: вы ведёте группу, я ищу Машу. Созвонимся если что.
Дмитрий кивнул, и я кинулась по дороге, ведущей из террариума. Насколько я помнила метров через двадцать должна была быть развилка… Точно! Три дороги. И по какой же идти? Она могла уйти по любой…
- Извините, вы не видели здесь рыженькую девочку лет десяти? – спросила я у первого прохожего, уже немолодого обрюзгшего мужчины.
- Не видел. Нужно присматривать за своим ребёнком, фрау, - сказал он с заметным осуждением и пошёл дальше.
Я заскрежетала зубами. Ну да, я виновата, но это ещё не повод отчитывать меня! Я вообще легко обижаюсь, иногда даже совсем без причины. Всё бы ничего, но я очень злопамятна. Я помню всё, даже мелкие школьные обиды на одноклассников.
- Извините, вы не видели здесь рыженькую девочку лет десяти? – повторила я вопрос парочке, шедшей мимо меня. Девушка округлила глаза, что-то сказала парню на незнакомом мне языке и они ускорили шаг. Иностранцы… Не понимаю, зачем ехать в страну, если ты не знаешь языка и если ты не можешь нанять гида-переводчика…
Я повторяла этот вопрос всем прохожим. Кто-то читал мне нотацию, кто-то равнодушно пожимал плечами: «Извините, фрау, никого не видел». Через пять минут я почувствовала, что начинаю паниковать. Это было явно лишним, но овладеть собой у меня не получалось. Ладно, спрошу ещё раз – и уже пойду хоть по какой-нибудь дороге…
- Извините, вы не видели здесь рыженькую девочку лет десяти? – задала я вопрос, даже не обращая внимания, к кому обращаюсь, и уже собралась идти налево…
- Кудрявую в красной курточке? – услышала я в ответ женский голос. Я оглянулась, подумав, что, наверно ослышалась.
- Да, - ответила я.
- Я видела её на этой дороге, - невысокая девушка махнула вправо. – Она сидела у озера на ступеньках.
- Вы действительно её видели? – глупо переспросила я.
- Ну, уж я могу запомнить такого приметного ребёнка, - девушка улыбнулась.
- Спасибо, фройлян, вы просто не представляете, как вы мне помогли, - я кинулась по правой дорожке, не выслушав, что она мне ответила.
Небольшое озерцо с утками было метрах в двухстах от развилки. Я добежала туда так быстро, как могла. К физическим нагрузкам я не привыкла, поэтому под конец сердце бешено колотилось в груди и ощутимо покалывало в боку… Ну ничего, пережить можно. К озеру дорожка спускалась ступеньками, уже издалека я увидела там знакомое пятно красной курточки…
- Маша!
Сидящий на ступеньках ребёнок оглянулся. Я кинулась по лестнице вниз, оступилась. Едва не подвернула ногу…
- Маша, зачем ты ушла?
- Я б-боюсь п-пауков, - теперь я увидела, что её лицо заплакано. – Я д-думала, в-все п-пойдут с-сюда, а в-вас нет…
Девочка всхлипнула и прижалась ко мне. Я шептала ей на ухо что-то успокаивающее. Мне было стыдно. Ребёнок боялся, а я…
- А почему ты боишься пауков? – спросила я.
- У нас их дома полно, - сквозь слёзы сказала девочка. – Такие мерзкие, противные, и везде, из каждой щели лезут…
Она продолжала плакать. Одной рукой я достала мобильник и набрала номер Дмитрия. Странно, но мне пришлось достаточно долго ждать ответа. По идее, он должен был схватиться за телефон сразу же, а так…
- Ну что там? – раздался его взволнованный голос.
- Машу нашла, - сказала я. – Она было у озера. Вы где?
- Возле медведей, - ответил он. – Это недалеко…
- Я знаю, - оборвала я его. – Подождёте нас?
- Конечно.
- Тогда мы минут через пять подойдём.
Я выключила телефон и спрятала его в карман. Посмотрела на Машу. Она уже перестала дрожать, но меня не отпускала.
- Пойдём к остальным? – спросила я. – Они сейчас смотрят мишек. Ты любишь мишек?
- Люблю, - почти беззвучно прошептала она.
- Ну пойдём тогда? – я посмотрела девочке в лицо. – Вытри слёзки, всё хорошо.
- А пауков больше не будет? – спросила она.
- Не будет, не будет, - я приобняла ребёнка за плечи.
- Тогда пойдёмте, - она встала, вытерла глаза рукавом. – Я очень хочу посмотреть на мишек.

[Andvari]

9.
Приехав домой, я в полном изнеможении кинулась на кровать. Сил не было. Я даже не чувствовала голода, хотя и не ела уже семь часов. Усталость заполнила тело полностью, не оставив свободной ни одной клеточки…И почему я так быстро выдыхаюсь? Сначала я хотела включить телевизор, но было день даже дотянуться за пультом. Ладно, надо мне оно… Все равно показывают только слезливые сериалы вроде «Влюблённой в Берлине»(1) и детективы… Как будто бы хотят этим убедить нас в том, что в мире хорошая полиция… Нет, конечно немецкая полиция лучше русской, но говорить о том, что у нас меньше преступность, будет глупо. Она была, есть и будет. И среди немцев есть преступники. Порой они даже бывают хуже русских.
Я сама не заметила, как забылась тревожным поверхностным сном. Мне снилось, как муж перетряхивает мою тумбочку, взламывает замок на запирающейся шкатулке, достаёт оттуда упаковку противозачаточных таблеток … Его лицо багровеет, он поворачивается ко мне: «Что это такое?» Я пытаюсь хоть как-то ответить оправдаться, но из горла не вырывается ни звука – голос пропал… Муж подходит ко мне, размахивается и даёт пощёчину… Больно, очень больно… Металлический вкус крови во рту… Слёзы сами наворачиваются на глаза, в ушах звенит…
Я открыла глаза и поняла, что звон в ушах мне не почудился. Звонили в дверь. Я посмотрела на часы – четыре часа. «Ютта! - вспомнила я. – Как же я могла забыть?» С заметным трудом я встала и побрела к двери, повозилась немного с замком… В квартиру зашла Ютта. Она заметно раскраснелась, небольшая вязаная шапочка съехала набок. Девушка зашла, троекратно поцеловала меня в щёки (ей очень понравилась эта русская традиция, когда я рассказала о ней) и весёлым голосом сказала.
-Привет. Что такая кислая?
- Да на работе завал, - ответила я.
- Но ведь теперь всё закончилось. Выше нос! – она улыбнулась и зашла на кухню. Она до сих пор чувствовала себя здесь как дома. – Я замёрзла. Можно мне чаю?
- Конечно, - сказала я. – Только не заварен…
- Не проблема! – на кухне уже звенели чашки. Иди, вместе попьём. And every once in your life you will feel once true moment, wo-hoooo….
Я зашла на кухню. Ютта, напевая по-английски, ловко заваривала чай. Она не красавица, но обаятельна. Таким детским обаянием… У неё мелированые волосы стрижкой «лесенка», круглые голубые глаза, из-за которых часто кажется, будто бы она чему-то удивляется, приятное лицо… И эта вечно не сходящая улыбка с лица… Эх… Мне всегда становится грустно, когда я рядом с ней. Мы так непохожи… А как бы я хотела хотя бы половину, хотя бы четверть её жизнелюбия! Мне бы несомненно жилось тогда намного легче.
Ютта, как всегда, умудрялась напевать, пританцовывать, ловко нарезать сладкий рулет, без которого он никогда не приходила. А, пожалуй, у нас с ней всё же есть одна общая черта – обе сластёны. И ещё какие! Муж часто ворчит: «Как бы у вас там ничего не слиплось!» Хотя, может быть, он завидует – у него диабет…

Live a life that´s sheltered
I'm constantly alone
I'm pointing out my weakness
There's an emptiness at home

I need to find a reason to live this way
I'm running out of patience and my life is over

Ютта запела грустную песню. Странно, раньше я слышала от неё только весёлое.

I'm standing here but I'm on my way
Searching to find an answer
I'm standing here but it's all the same
And I'm running out of patience

Well I will take my reason for you
And I have gained a reason for you
But you left me
You left me here and I'm all alone

Ютта пела, пожалуй, слишком весело. По-моему, это следовало исполнять вдохновенно, с закрытыми глазами, словно передавая всю боль. Но никак не пританцовывая и улыбаясь. По привычке я стала мысленно переводить её в голове. «Жить жизнью защищено, но я постоянно одинок, я совсем ослаб, и дома лишь пустота. Мне нужно найти причину, чтобы жить так. Терпение заканчивается, и жизнь подходит к концу. Я стою здесь, но я на своём пути ищу ответ на вопрос. Я стою здесь, и ничего не меняется. Хорошо, я найду причину ради тебя. Но ты покинула меня, покинула меня и я один...» Странно, эта песня запала мне в душу. Хоть она и не совсем про меня – меня никто не покидал. Но я тоже ищу причину для того, чтобы жить так, пытаюсь оправдать своё существование – и не могу.
- Вчера слышала эту песенку, - Ютта поставила возле меня чашку с дымящимся чаем, от которого шёл пар. – Мне понравилась.
- Странно для тебя… - я подула на чай. Не могу пить слишком горячий. Ютта спокойно отхлебнула из своей, затолкала в рот целый кусок рулета и с детским выражением счастья на лице принялась жевать. Кстати, несмотря на постоянное поедание сладкого она стройная. Хотя попробуй столько бегать как она.… Никогда не посидит на месте. Даже сейчас она вертелась на стуле.
- А шы шего не еш? – с набитым ртом спросила она. – Угошайша.
Я взяла кусочек и надкусила. Клубника… Терпеть её не могу. Ютта наоборот обожает. Хотя она вообще любит всё что угодно, лишь бы было сладко. Я всё-таки с трудом съела этот кусочек, но за вторым не потянулась, только отхлёбывала чай мелкими глоточками.
- А как у тебя дела на работе? – спросила я.
- Прекрасно, - сказала она. – Послезавтра улетаю по рабочим делам в Копенгаген. Одной фирме срочно требуется устный переводчик на неделю.
- А разве ты знаешь датский? – спросила я.
- Вообще-то не учила. Но он почти как шведский. Немного не так произносится – и всё. Они меня поймут, я их – тоже. А у тебя как?
- На меня повесили группу русских детей. Тоже на неделю. С воскресеньем.
- Оу, не завидую, - сказала Ютта. – Но, по крайней мере, послушаешь родную речь…
- Да нужна она мне! Двадцать лет её слушала.
- Ты совсем не скучаешь по России?
- Ничуть.
- Не понимаю, как так можно, - сказала она, положив ногу на ногу и покачивая ей. – Я вот после недели за границей всегда начинаю скучать по Германии.
- Может быть, тебе просто нравится родина?
- Не знаю… А чем тебе не нравится твоя страна?
- У меня с ней связаны неприятные воспоминания. Я ведь рассказывала тебе, какая у меня семья. В Германии дело бы так не оставили – обязательно разобрались с родителями. А у нас только несколько старушек изредка обсуждали нашу семью, но никогда не хотели нам помочь – боялись, что родители побьют их. Когда мне исполнилось 14, я попыталась обратиться в милицию, но меня не приняли. Сказали, что на недозавершённые преступления они не выезжают, - я горько усмехнулась. – Конечно, если меня или кого-нибудь из братьев убили, они бы не могли бездействовать. Даже побои у нас не повод. Соседнюю девочку регулярно бил отчим, она и итоге сбежала из дома – милиция не обращала на это внимания…
- А говорят, русские – очень сочувствующие люди…
- В деревне – возможно. Там все стоят друг за друга. Но город – другое дело. Там каждый сам по себе. Конечно, встречаются жалостливые люди, но их не так уж и не много. В Германии я, по крайней мере, могу быть уверена, что мне не откажут в помощи, если я обращусь в полицию или скорую помощь. Знаешь, у нас есть анекдот. «Я вызвала скорую 9 апреля, когда у моего мужа начались сильные боли. Она приехала 12-го…»
Ютта хихикнула.
- Тебе смешно, а на деле всё примерно так. Когда у меня был приступ аппендицита, сначала скорую пытались вызвать оба моих брата. Им сказали, что звонки от детей не принимаются. Через два часа пришли родители. Я всё это время каталась по полу и кричала от боли. Скорая, представь себе, приехала только на следующий день, когда боль уже улеглась.
- Тебе не вырезали?
- Обычно при первом приступе не вырезают, - сказала я. – При третьем или втором.
- Понятно, - Ютта задумчиво посмотрела в чашку. – Странная страна. Вроде бы раз платят деньги, то должны выполнять качественно…
- Зарплату часто задерживают, - сказала я. - В 90-х нередки были случаи, когда её не давали по полгода, а то и больше. Вот люди и выполняют свои обязанности халтурно.
- А с зарплатой почему так?
- Не знаю, - честно сказала я. – Умом Россию не понять…
Ютта отодвинула чашку.
- Ну, теперь мне понятно, - сказала она. – А сколько дней ты уже с группой?
- Два, - ответила я.
- Серьёзно? Ты выглядишь такой замученной…
- Да группа попалась проблемная. Вчера одна из девочек набрала кучи вещей в супермаркете и сразу же выкинула все чеки. Ну и её сразу же накрыли полицаи, пришлось бегать по всем магазинам, доказывать, что она всё это покупала, а сегодня вторая девочка сбежала из террариума, мы с Дмитрием еле её отыскали…
- С Дмитрием? – Ютта оживилась.
- Это сопровождающий.
- У, вот даже как, - Ютта сложила губы бантиком. – Симпатичный?
- По-моему да. Но он женат.
- Ну, это не так интересно…
Лучше не упоминать Ютте про каких-нибудь лиц мужского пола – сразу же последует вопрос симпатичный ли он, и положительный ответ чреват…
- То есть он тебе нравится?
- Что за вопросы, Ютта! – возмутилась я, – нет, конечно.
- Что я такого спросила? – она повела плечами. – Просто я вижу, какие у тебя отношения со Стефаном.
- Ну и какие же? – я усмехнулась и отхлебнула глоток чая.
- Почти не разговариваете, - с серьёзным выражением лица сказала Ютта. – Это ненормально для мужа и жены. Я же вижу, тебе нет до него никакого дела. Почему ты вообще вышла за него замуж?
- Ютта, ну вот посуди сама (Боже, зачем я это ей объясняю???) Предположим, я подам на развод. В таком случае я оказываюсь на улице, поскольку квартира – Стефана. На съёмную комнату у меня деньги есть, но тогда придётся считать каждый цент, потому что в центре Берлина жильё дорогое, а на окраине я не успею добираться. Думаешь, меня прельщает такой вариант?
- Найди себе мужчину и переезжай к нему – спокойно ответила она.
- Что я сейчас и сделала.
- Нет, ты меня не так поняла. У нас не Средневековье. Гражданский брак никто не отменял. Да и хороших свободных мужчин в Берлине не так мало, как тебе может казаться. Я ведь тоже переехала потому, что не могу больше жить под пятой у брата. Я ведь не хочу замуж и не собираюсь заводить детей. Ну, может и захочу, но позже, еще через пару лет. Так что ты вполне можешь найти мужчину, который тебе будет нравиться… Ты красивая, ты сможешь это сделать.
- А если окажется ревнивый или ещё что-нибудь в этом роде?
- Ну так поменяешь ещё раз!
- Тебе легко так говорить, - сказала я. – А я так не могу.
Не говорить же мне ей, что мне никто никогда не нравился! И что Стефан, что ещё кто-то – всё равно.
- И вообще, давай не будем об этом, - я поставила чашки в мойку. – Я не маленькая, сама разберусь, что мне надо.
Ютта по-детски засопела носом, но не ответила.

1) Немецкий аналог нашей «Не родись красивой»

[Andvari]

10.
Следующий день – беготня по музеям. Детей это особо не интересовало, они толпились возле сувенирных лавочек на улицах. В итоге мы с Дмитрием решили, что посещать последний музей не имеет смысла, и ненадолго повели детей в супермаркет. На этот раз, к счастью, обошлось без эксцессов. Наученные горьким опытом Иры дети не выбрасывали чеки. Да уж, на ошибках учатся…
Сегодня я ужинала в отеле. Как обычно, мы с Дмитрием сидели за одним из дальних столиков. Я сильно проголодалась, поэтому первые пять минут прошли в полном молчании. Наконец я отставила тарелку в сторону и сказала:
- Завтра приезжает мой муж.
- Он где-то был? – спросил Дмитрий.
- В Дюссельдорфе по работе, - ответила я. – Заканчивается спокойная жизнь…
- Посмотрите на это с хорошей стороны.
- Здесь есть что-то хорошее?
- По крайней мере, будет кому вкрутить лампочку.
- Вы просто не знаете нашей семьи, - я отхлебнула чая из чашки. – Лампочки я вкручиваю сама.
- Ваш муж не хочет помогать?
- Ну почему же, помогает, если попросишь. Только потом будет долго поминать эту мелкую услугу. Лучше уж я сама.
- Да уж, феминистки в борьбе за свои права ушли далековато…
- Я не феминистка.
- Но иногда бываете похожи.
Я промолчала.
- Я не понимаю феминисток, - Дмитрий отпил кофе. – «Платить за девушку в ресторане – унижение для неё». Чем? Если уж я пригласил девушку в ресторан и хочу сделать ей приятное, то зачем мы должны ругаться из-за счёта? А уважение не имеет отношения к деньгам. Его нужно заслуживать. Я уважаю не всех женщин, только тех, которые вызывают у меня восхищение. А зачем я должен уважать какую-то бешеную даму, которая чуть ли не готова порвать меня в куски только из-за того, что я мужчина?
- Выходит, вы не уважаете и меня, потому что, по вашему мнению, я похожа на феминистку, - заметила я.
- Не совсем. Я уже сказал, что иногда. Вы же не читаете мне лекций вроде «Все мужчины – грязные животные». Не знаю, может быть, ваш муж заслуживает вашего отношения, а может, нет. Я его не видел.
- А ваша жена? – спросила я.
- Наташа? – лицо Дмитрия просветлело, он улыбнулся. – Она у меня ребёнок-ребёнком. Не может без меня. Приеду домой, а дома лампочки не вставлены, что-нибудь сломано.… Нет, не подумайте, что я её осуждаю. У всех людей есть хорошие стороны. Она очень светлый человек. Бывает, придёшь домой с работы, уставший злой, уже готовый побить любого, кто к тебе обратится, а в доме вкусно пахнет, жена встречает тебя с улыбкой, сынишка залезает на колени.… И все заботы прошедшего дня словно куда-то исчезают, и ты уже счастлив…
У меня защипало в уголках глаз от нарисованной Дмитрием картины. А у нас что? Придёшь, тоже злая уставшая, с порога муж начинает свой ежедневный ревнивый допрос, потом требует еды, потому что не умеет сам готовить, ты идёшь, готовишь, он лежит на диване в гостиной и читает. Телевизор не включишь – его раздражает.… Да что у меня за жизнь такая!
Мой несчастный вид явно не ускользнул от Дмитрия: улыбка исчезла с его лица, и он спросил:
- Что-то не так?
- Да нет, всё в порядке…
- Вижу ведь, что-то не так. Или не хотите рассказывать?
- Да ничего серьёзного… Просто у меня всё не так.
Дмитрий молчал.
- Если у кого-то проблемы, всегда зовут Юлиану. А нужно ли что-нибудь ей, никому не интересно. В ней видят только универсальную машину для разрядки эмоций и справки. Что она думает, что она переживает, страдает ли – никому нет никакого дела. И так вся жизнь. Мне двадцать пять, а я чувствую себя древней старухой. Я так устала от этой жизни! Было время, я ещё верила, что хоть что-нибудь улучшится, но теперь уже не могу. Что мне теперь остаётся? Влачить такое жалкое существование до конца жизни?
- Вам просто нужно изменить свою жизнь, - медленно сказал Дмитрий.
- Этого сделать я не могу.
- Изменить жизнь можно всегда. В любом случае. Судьбу почти всегда творим мы сами. Я не вижу причин для того, чтобы вы, скажем, не могли уехать . Смена обстановки почти всегда влияет благотворно.
- Муж не даст.
- Его мнение имеет значение?
- Да. Он очень суровый. И ревнивый. Если бы он узнал, что мы сейчас с вами тут разговариваем…
- Почему вы в таком случае держите этот брак?
- Из-за прописки.
- В Берлине достаточно доступного жилья.
- На него уйдёт почти вся моя зарплата.
- Найдите работу получше.
- Вы не представляете себе, как трудно здесь найти хоть какую-нибудь работу…
- Рано или поздно получается всё.
- Но всё-таки…
- Проблема в финансах? Тогда вам просто нужно влюбиться и переехать.
- Любовь не приходит по заказу, - сказала я.
- Иногда приходит. Нужно захотеть по-настоящему.
- Да кому я нужна! – отмахнулась я.
- Вы сейчас говорите, как подросток лет четырнадцати. Наоборот, вы очень красивы. Только видимо не хотите этого признавать. Я видел, как вы отшили того паренька, у которого застрял ключ…
- Вы знаете шведский? – удивилась я.
– Нет. Но насколько я понял по похожим на немецкий слова, он не намеревался к вам приставать. И всё же вы его отшили. За что?
- Не знаю, - сказала я.
- Ну и вот. За вами же боязно ухаживать – вдруг ещё побьёте. В общем, я не удивляюсь. Вы должны измениться сами. Прекратить относиться к нам с такой опаской. Не знаю, может, вас кто-то обидел раньше, и теперь вы боитесь?
- Вроде того, - сказала я.
- Знаете, в детстве я очень мечтал о роликах. Когда мне их наконец купили, я был по-настоящему счастлив. Но я не одевал их, боялся – а вдруг сломаю. И знаете что? Я вырос из них, так и не покатавшись.
- Вы сравниваете женщину с роликами?
- А чем не пример? Бояться горя – не знать счастья.
Я резко встала.
- Извините, мне нужно идти.
- Вы не доели, - сказал Дмитрий.
- Неважно. Мне пора. До свидания.
Я быстрым шагом спустилась по лестнице и вышла из отеля. На улице шёл жестокий ливень, но я шла медленно, и села в машину уже насквозь промокшей. В голове бились его последние слова. «Бояться горя – не знать счастья…» Он прав. Но так трудно пересилить себя! Я боюсь… Прошлый удар я и так пережила с трудом, вдруг следующий окажется слишком трудным для меня?
Дождь лил как из ведра. Дворники уже мелькали у меня в глазах, а стекло покрывалось каплями за какую-то секунду.… Было просто чудом, что я добралась без происшествий. Я припарковалась как можно поближе к дому, почти бегом дошла до двери. Остановилась, отдышалась. Сердце бешено колотилось в груди. Вот что значит не заниматься спортом… Странно, но у меня было какое-то нехорошее предчувствие. Что-то должно случиться.… Но не стоять же здесь вечность! «Не хватало ещё получить воспаление лёгких!» - подумала я, подошла к двери квартиры, дёрнула за ручку, зашла, сняла куртку…
Внезапно меня пронзила мысль: я зашла, не открывая двери ключом! Она была открыта! А ведь я её запирала, я хорошо это помню, значит… ВОРЫ???
Честно говоря, в первые несколько секунд я запаниковала. Я не знала, что мне делать. Потом я услышала странный шорох из спальни. Любопытство пересилило страх, я на цыпочках прошла коридор, заглянула в приоткрытую дверь…
Стефан стоял на коленях возле моей тумбочки и копался в шкатулке. Рядом лежал ключ, который я всегда прятала в книгу. Я громким воплем я пересекла комнату одним прыжком, но было уже поздно: муж рассматривал упаковку таблеток. Я остановилась в шаге от него. Он посмотрел на меня. В его налившихся кровью глазах не было видно ничего, кроме гнева. Стефан встал. Он стоял совсем близко, я даже чувствовала его прерывистое дыхание на моём лице.
- Что это значит? – он потряс упаковкой перед моим лицом. – Вот насколько ты бесплодна? Нашла русского врача, сделала справку и думала, меня это обманет? Зачем, по-твоему, я вообще женился на тебе, если не ради детей, а? Как ты думаешь? Тебе была нужна прописка? Ты собиралась всю жизнь просидеть у меня на шее?
Он говорил очень быстро и неразборчиво, брызгая слюной во все стороны и багровея с каждой секундой. Мне было очень страшно, я чувствовала себя как кролик возле удава – страшно, но не получается даже двинуться, не говоря даже о том, чтобы убежать и спастись.
- Сволочь ты, Юлия, - он впервые в жизни назвал меня по имени. Это прозвучало как удар кнута. – Неблагодарная сволочь. Я не собираюсь продолжать это.
Он размахнулся и дал мне пощёчину. Удар был настолько силён, что я едва не упала – но всё-таки успела схватиться за стойку с цветами. Больно, как больно… Во рту чувствовался металлический вкус крови, щека горела как в огне, голова кружилась, в ушах звенело… Перед глазами было только злое лицо Стефана. Он ещё что-то говорил, но я не слышала, что именно. В мозгу ключом билось недоумение: как он мог так поступить, поднять руку на женщину? Стефан, как ты низко пал в моих глазах!
Я с максимальной скоростью, на которую вообще была способна, метнулась прочь из квартиры. Меня не особо заботило, что на улице ливень, главным сейчас было уйти как можно дальше от этого проклятого дома. Стефан что-то кричал мне вдогонку, но это уже было неважно. Уйти, уйти, уйти… Я отчего-то стала хуже чувствовать, город казался мне калейдоскопом цветных огней, жестокие ледяные струи дождя, затекавшие за ворот – лёгкой щекоткой. Ноги слушались плохо, тело ныло, требую отдыха, а я всё шла и шла. Шаг левой, шаг правой. Ещё, ещё… С каждой секундой последние силы таяли. Я не понимала, куда вообще иду и зачем. Всё чувства и мысли словно атрофировались, мне теперь не было ни страшно, ни интересно…
Я споткнулась об какую-то скамейку и ничком упала на неё. Всё. Встать я не могу, силы кончились. И что теперь? Я начала чувствовать холод. Адский холод. Он пронизывал своими тонкими нитями всё моё тело, и казалось, сейчас он заморозит сердце. Умереть? Это было бы лучше… Всё равно никто не вспомнит Юлиану Штайн…
- Юлиана, что вы здесь делаете?
Меня кто-то перевернул на спину. Голос показался смутно знакомым. Вроде бы я его где-то слышала…
- Юля, да очнись же, - меня стали легонько похлопывать по щекам. – Очнись!
Я с трудом открыла глаза. Светлое пятно на тёмном фоне…наверно, это чьё-то лицо… Но вот кто это?
- Wer sind Sie? – медленно сказала я.
- Julja, erkennst du mich nicht? Das bin ich, Dmitrij… Was ist los? Warum liegst du da? Warum sprichst du russisch nicht?
- Sprachst du russisch jetzt? – я как-то умудрилась удивиться.
- Ja-ja, - он затормошил меня. – Was ist los? Antwort bitte!
- Stefan hat mir verprügelt… - прошептала я.
- Oooh, mein Gott! Kannst du gehen?
- Nein. Ich bin kraftlos und, - я как-то умудрялась отвечать, - und mein Bauch tut mir weh1.
У меня действительно начал ныть живот. Вернее его правая часть. Боль становилась всё сильнее и сильнее и, кажется, перетекала на низ... Я почувствовала, что меня взяли на руки и куда-то понесли. Это продолжалось недолго, потом меня положили на что-то мягкое. Я открыла глаза. Зрение немного улучшилось, я смогла понять, что лежу на заднем сиденье автомобиля. Мысли путались в голове, я никак не могла сообразить, что происходит.
- Куда мы едем? – вырвалось у меня.
- В отель. Куда же ещё?
- Лучше в больницу...
- У тебя что-то болит?
- Я же сказала, живот...
Дмитрий повернулся ко мне. У него было такое напуганное лицо...
- Сильно?
- Да, очень.
- Хорошо, но это будет немного дольше, - Дмитрий врезал по газам.
Машина тронулась с места. Боль становилась всё сильнее. Я дотронулась до живота. Он был неестественно твёрдый. Перед глазами встало старое воспоминание: я катаюсь по полу и кричу, в углу братья хмуро и беспомощно смотрят на меня... Но сейчас другая ситуация – меня везут в больницу, скоро всё будет хорошо. Надеюсь.
Мыслей не было. Я не задумывалась ни о том, почему Стефан вернулся раньше положенного времени, ни как Дмитрий оказался здесь, да ещё и с машиной. Всю меня теперь занимала лишь боль. Она перетекала чуть ли не по всему животу, что очень меня пугало. Я вцепилась зубами в обшивку сиденья, сдерживая крик. Не хватало ещё пугать Дмитрия своими криками. А что бы было, если бы его не оказалось здесь? Я бы так и умерла от боли на скамейке под дождём, как последняя бродяжка...И никто бы обо мне не пожалел, даже муж и Ютта.
Машина остановилась. Дверца стукнула, затем Дмитрий взял меня на руки и куда-то понёс. Яркий свет ламп в больнице заставил меня зажмуриться. Недолгий тихий разговор... Меня положили на что-то жёсткое... Куда-то везут... Остановились...
- Вы в сознании? – услышала я незнакомый мужской голос. Открыв глаза, я увидела склонившееся надо мной лицо врача.
- Да. Я в состоянии отвечать на вопросы.
- Что у вас болит?
- Правая и нижняя части живота, - ответила я.
- Давно?
- Около получаса. Боль усиливалась в течение первых двадцати минут.
Врач принялся ощупывать мой живот. Я понимала, что он делает всё предельно осторожно, но всё равно каждое его прикосновение, даже самое лёгкое, отзывалось вспышкой острой боли, я вздрагивала и вскрикивала. Я уже не могла сдерживаться. Боже, ну хоть что-нибудь, всё что угодно, лишь бы это закончилось...
- Аппендицит, - сказал он. – У вас были приступы до этого?
- Да, один раз, - ответила я.
- И тогда не оперировали? – он явно удивился.
- Я русская.
- Ясно... Случай тяжёлый, операция нужна немедленно.
- Давайте что надо, я подпишу.
Врач протянул мне бланк согласия на операцию. Я расписалась.
- А ваш муж...
- Мой муж в Дюссельдорфе, - соврала я. – Он не будет против.
- А тот мужчина, который вас принёс?
- Это...эээ...кузен... Простите, я не в состоянии сама переодеться.
- Не проблема, - ответил он. – Санитары вас переоденут.
- Анестезия общая? – спросила я.
- Местная.
- А можно общую?
- Если вы настолько боитесь то можно. Если конечно у вас нет противопоказаний.
- Нет, у меня всё в порядке, - сказала я. – Тогда я хочу общую.
У меня начался новый приступ боли. Я крепко стиснула зубы, но тихий стон всё же вырывался наружу. Врач отдавал какие-то приказания, потом меня куда-то повезли... Если честно, я боюсь операций. Моей матери неправильно сшили сухожилие, она теперь ходит с трудом. Хотя опять же Германия – здесь врачебных ошибок почти не бывают, и отвечают за них всегда и в полной мере... Но понимать, что меня режут, даже если я не буду ощущать боли...нет, я не хочу! Я чувствовала, что меня переодевают, потом снова везут... Я открываю глаза. Надо мной склоняется медсестра и маске, из-за шапочки пробиваются озорные светлые кудряшки – как у ребёнка.
- Не бойтесь, это совсем не больно, - её голос долетает до меня как в полусне, словно издалека.
Да какое значение имеет один укол по сравнению с тем, что я сейчас испытываю? Скорее бы... Тонкая игла с хряском входит под кожу... Постепенно боль утихает, перед глазами темнеет, и сознание словно проваливается куда-то в темноту...

1) – Кто вы?
- Юля, ты не узнаёшь меня? Это я, Дмитрий… Что случилось? Почему ты лежишь здесь? Почему ты не говоришь по-русски?
- Ты говорил сейчас по-русски?
- Да-да. Что случилось? Ответь, пожалуйста!
- Стефан избил меня.
- Оооо, Боже! Ты можешь ходить?
- Нет. У меня нет сил и…и у меня болит живот. (немецкий)

[Andvari]

11.
Четыре дня спустя я лежала на койке, накрывшись одеялом, и бессмысленно смотрела в окно. Моя единственная соседка по палате спала, поговорить было не с кем. Я вздохнула. Мне здесь было очень скучно. Операция прошла успешно, я пришла в себя безо всяких проблем. Правда, было так больно... Сейчас это уже прошло, и я начинаю скучать. Делать совсем нечего, вещей у меня нет. Мужу звонили, но он, конечно, даже не подумал меня навестить. Он подаст на развод, я уверена... И я снова окажусь на улице. Может, это судьба сама подталкивает меня к тому, на что я никак не могу решиться? Не знаю...
Стефану я была нужна только как женщина. За те два года с момента справки он перекопал кучу литературы по лечению бесплодия, от врачей я отнёкивалась под разными предлогами. Он хотел своего собственного ребёнка. Ну и ладно, найдёт себе новую жену... Я дотронулась до живота, но вместо упругой поверхности кожи ощутила бинты. Боже, я с ума сойду в этой больнице!
И ведь завтра Дмитрий должен был уехать... Странно, но мне жалко с ним расставаться. Он стал мне очень близок за это время. Хотя по идее, что за срок – семь дней, из которых четыре не в счёт? Но видимо, и этого бывает достаточно. И что теперь с ним? Где он? Помнит ли обо мне? Хотя нет, такое забыть невозможно... Нет, не подумайте, я сейчас не думала о нём, как о мужчине. У меня вообще подобных мыслей никогда не было. Только как о человеке. Но мне сейчас действительно нужно, чтобы кто-нибудь был рядом...
Послышался стук в дверь. В единственной русской больнице, где я лежала, так никогда не делали – все врывались, когда и как хотели, не закрывали двери... Здесь всё иначе. Интересно, а что будет, если все в палате будут в обмороке – теоретически ведь такое возможно. Хотя наверно постучатся несколько раз, и если не ответят, то уже зайдут.
- Войдите, - сказала я.
Я ожидала, что зайдёт кто-нибудь из медбратьев, поэтому молча отвернулась к стенке. Неподалёку от меня что-то стукнуло – больше всего это походило на звук поставленной сумки. Сумка? Стоп, откуда? Я оглянулась, в следующую секунду встала. Я сделала это слишком резко, живот на месте шва кольнуло болью, я ойкнула и упала обратно на койку.
- Что случилось? – обеспокоено спросил Дмитрий.
- Да ничего, просто резко двинулась, - сказала я. – А как же ваша группа?
- Сегодня последний день, мы уже никуда не идём. Дети собирают вещи. Кроме того, позвонил ваш муж...
- Как? – удивилась я.
- С вашего телефона. Странно, он даже знал моё имя...
«Наверно, ему рассказала Ютта», - поняла я.
- Сказал, чтобы я отнёс вещи и письмо, - он указал на сумку. – Ну и, кроме того, мне было стыдно, что я не навещал вас эти четыре дня.
- Нет, я понимаю, что вы не могли бросить группу, - сказала я.
Я взяла конверт, распечатала его. Крупным угловатым почерком Стефана там были выведены всего лишь несколько строк. «Я больше не собираюсь терпеть это. Я подаю на развод. Можешь уезжать со своим любовником куда хочешь».
- Он пишет, что подаёт на развод, - я показала ему письмо.
- А кого это он называет любовником? – брови Дмитрия поползли вверх.
- Вероятно вас, - усмехнулась я. – Я же говорила, что он ревнив до невозможности. Если мужчина – то сразу же любовник... А ведь когда вы меня нашли, вы обращались ко мне на «ты»...
- Я сильно испугался. Или вы предпочитаете на «ты»?
- В общем-то, да... Послушайте, а как вы оказались на улице, да и ещё в машине?
- После девяти часов я свободен. Обычно беру машину напрокат – у меня международные права – и исследую город. Я же приехал сюда не только работать. Но у меня был такой ужас, когда я увидел вас...тебя на скамейке. Что случилось-то?
- Стефан нашёл противозачаточные таблетки, - вздохнула я. – Он не знал, что я предохранялась. Разозлился, дал пощёчину, - я дотронулась до щеки, - я выбежала из дома, пошла, куда глаза глядят, потом устала настолько, что не могла больше идти и упала на эту скамейку.
- Садист у тебя, а не муж, - задумчиво сказал Дмитрий.
- Скорее просто слишком ревнивый. И обиженный на меня. Он же очень хотел ребёнка. А я его обманывала, - сказала я. – Теперь я оказываюсь на улице...
- Это хороший шанс начать жизнь с чистого листа, - заметил он. – Вдруг тебя впереди поджидает более лучшая жизнь? Хорошая работа, любимый мужчина и всё прочее...
- Мне всё равно боязно, - сказала я.
- Нужно преодолеть свой страх. Да и вообще...ты же знаешь три языка. Ты даже не представляешь, на сколько рабочих мест можно устроиться с такими знаниями!
- Ну, на тот момент, когда я приехала, у меня был только русский и базовый немецкий с английским...
- Но ведь теперь ты их улучшила, так? (я кивнула) Значит стоит хотя бы попытаться.
- Мне здесь слишком многое напоминает про, что было.
- Тогда будет проще переехать. Сменить жизнь полностью. В первое время обычно бывает трудно, но потом всё налаживается. У тебя же есть деньги?
- Да, кое-какие мои сбережения имеются... На них можно жить три месяца.
- Ну вот и прекрасно. Можно переехать в другой город – Германия большая страна – снять комнату, первое время жить на сбережения, найти работу...
- Я же говорила, это очень трудно...
- Хорошие переводчики были нужны всегда. Таких людей отрывают с руками. Просто нужно искать лучше. Вот что ты писала в резюме в графе знания языков?
- Только русский...
- Ну что же так! Писать нужно всё! И про институт неплохо упомянуть – неоконченное, но всё же есть. В резюме себя нужно выставлять в самом выгодном свете. И тогда возьмут.
- Ты прямо так уверенно об этом говоришь... – я улыбнулась.
- Я часто менял работу, поэтому знаю не понаслышке. Вообще её советуют менять раз в 3-4 года. Для разнообразия.
- Время посетителей окончено, - скороговоркой сказала медсестра, заглянув в палату.
- Ну, мне пора, - Дмитрий посмотрел мне в глаза. – До свидания. Я не прощаюсь.
- До свидания.
Дмитрий вышел. Всё, я больше никогда его не увижу... Я села и открыла сумку. Сверху лежал альбомный сложенный листок. Странно, откуда... Я взяла его, развернула. На нём было написано несколько строк по-русски очень красивым, хотя и немного неряшливым почерком.
«Юлиана
Мне не хочется терять связь с вами. Вы очень помогли мне, да и мы не так уж мало пережили... Вы не будете против моих координат? (дальше следовал адрес и телефон) Я буду очень рад, если вы позвоните или напишете.
Дмитрий»
Я улыбнулась и положила листок обратно. Ровно неделю назад я заговорила с ним в самолёте, думая, что он почти сразу же забудет меня, а оказалось, он совсем не хочет терять связь... Да и мне не хочется. Позвоню через денёк-другой. И ещё... Пожалуй, я сделаю то, к чему всё идёт.


Эпилог.
Через две недели меня выписали. Муж не пустил меня домой, пока шёл бракоразводный процесс, я жила у Ютты. Она предлагала мне остаться, но я отказалась. Я переехала в Потсдам, сняла комнату, два месяца бегала по собеседованиям, после чего нашла прекрасное место специалиста по коммуникации в фирме, занимавшейся продажами по всему миру... Я получаю большую зарплату как очень ценный специалист, часто бываю за границей – наконец-то сбылась моя мечта о путешествиях. Пару раз даже была в России, виделась с Дмитрием и его семьёй. У него милая жена, прекрасный сынишка... Дай Бог им счастья и дальше. И всё-таки как хорошо, что я его встретила!
А через полгода я влюбилась. В коллегу. На этот раз мне повезло – моё чувство оказалось взаимным. Конечно, обошлось не без эксцессов из-за моей неопытности, но мы справились. Я даже упоминать о них не хочу – зачем? Это уже совсем другая история. Два месяца назад я переехала к нему. Он не идеален – есть и свои небольшие недостатки. Но он терпит и мои, поэтому всё прекрасно. Я до сих пор принимаю таблетки. Но я уже не исключаю, что через год или два у меня может появиться ребёнок. Посмотрим.


Январь 2009.

Примечания: коррекция – Анастасия Майдукова, Ольга Парада, перевод (большинство шведских фраз) – Дмитрий Коваленко.

[Andvari]

Последние метры были самыми трудными. С каждой секундой ноги всё больше и больше наливались свинцом, когда я открывал глаза, всё плыло, и я снова закрывал их, потому что боялся упасть, и тогда уже точно не встать. Голова раскалывалась от сильной боли, ныл живот, горло словно хорошенько натёрли наждачной бумагой, было трудно дышать, мучила даже сухость во рту… Каждый шаг растягивался в вечность. Поднять ногу…найти в себе силы пронести её на полметра и опустить, не упав, и потом ещё раз, ещё раз…
Лбом я ударился обо что-то деревянное, от неожиданности, кажется, даже вскрикнул. Что это? Стена или что? Открыл глаза, но не смог разглядеть ничего, кроме чего-то светло-коричневого. Дверь, кажется, у неё в квартире была как раз такая, только тут должен ещё быть глазок… А, вот он, серое пятно. Неужели доплёлся? Теперь бы ещё звонок найти, того, что я ударился головой об дверь, она может и не услышать. Я стал слепо шарить рукой по стене. Стена была когда-то выкрашена зелёной краской, но от времени и стараний подростков она местами облезла, и я ощущал шершавую штукатурку и кое-где даже холод кирпичей. Но вот звонка никак не находилось. Упираясь руками в стену, я попытался немного отодвинуться, так, чтобы в поле зрения попала стена, и можно было увидеть звонок, но голова закружилась ещё сильнее, я бы упал, если бы не схватился за ручку. Ручка с трудом подалась вниз (её всегда заедало) и дверь…открылась, протащив меня на негнущихся ногах где-то пару десятков сантиметров. Потом руки тоже отказались работать, и я рухнул прямо на бетонную лестницу. Тело заныло ещё сильнее в нескольких местах – там, где меня встретили ступеньки. Я застонал. Теперь сам уже не встану… Хотя, если дверь открыта, значит, она дома…
Я почувствовал, что меня кто-то поднимает. Сначала даже решил, что это какие-нибудь гопники решили развлечься, но хватка была слишком слабой для мужчины. Открыл глаза и с большим трудом сумел понять, что это девушка со светлыми волосами – волосы сливались с лицом, я видел всё это как одно большое расплывчатое пятно… О, всё-таки она вышла, ну неужели…
- Идти можешь? - донёсся до меня её голос. Я помотал головой. – На руках я тебя донести не смогу. Попробуй хотя бы немного.
Путь в её квартиру занял минут десять, но для меня они растянулись в вечность. Она всё-таки практически тянула меня на себе, сам я не мог ничего. Только по тому, что волочащимися по полу ногами я ощущал то порог, то паркет, то ковёр, можно было понять, в какой же комнате мы находимся. Ей было тяжело, прямо над ухом раздавалось её тяжёлое дыхание, и к сильному чувству вины, которое безмерно терзало меня сейчас, примешивался ещё и стыд за неё. Тем более, ей уже не в первый раз… Всегда в таком состоянии я приходил к ней. Просто только она не выгоняла меня, а пускала в дом и могла помочь. Тем более – она медик…
Она аккуратно уложила меня на диван, поправила свесившуюся руку.
- Я понимаю, что тебе сейчас трудно говорить, но ты же знаешь, я не смогу тебе помочь, если ты ничего мне не расскажешь… Что ты делал?
- Пил, - выдохнул я.
- Что именно?
- Коктейль где-то две банки, пиво, немного водки…
- Так, всё понятно. Подожди немного.
Она быстро вышла. Я слышал стук двери гостиной, её лёгкие шаги в коридоре, потом какой-то звон на кухне. Но до чего же плохо… Я ведь ещё не сказал ей, что курил. А у меня организм никотин почему-то вообще не принимает, от одной сигареты сразу же рвать тянет. А уж если ещё и с алкоголем – то вообще хоть подыхай прямо на месте. И ведь оно сейчас тоже…
Я и сам бы рад не пить и не курить, раз мне всё время так плохо, но… Наверно, вам это хорошо известно: если все вокруг тебя что-то делают, всегда трудно удержаться. Особенно когда видишь, как плющит от коктейлей всех остальных. В итоге, практически каждый выходной и в любой праздник это происходит – я пью до невменяемого состояния (которое наступает у меня почти мгновенно), а потом она отпаивает меня всем, чем может, и выслушивает мои пьяные истерики. Ничего обычно при этом не говорит, но всё же этого достаточно, чтобы полегчало. И где-то через сутки я ухожу от неё, сильно смущаясь из-за того, что отнял у неё ещё один день жизни из-за собственного слабоволия… Но что поделать, никак я не могу иначе, а больше у меня никого нет, кому бы я мог довериться без страха. Родители к таким долгим отлучкам уже привыкли. Пожалуй, им всё равно, они всегда были больше заняты работой и собственными непонятными взаимоотношениями.
А вот и она. Что-то несёт. Кажется, тазик и какие-то лекарства. Ну вот, опять… Хотя меня и так давно тянет, даже странно, как не выполоскало прямо на лестнице. Она помогает мне сесть и наклониться. Я сам лезу в горло пальцами (не люблю, когда это делает кто-то другой, хотя пару раз был в таком невменяемом состоянии, что это делала она), результат не заставляет себя ждать. Она зажимает мне нос, ах да, забыл про него, иначе ведь и задохнуться недолго… Рвота заканчивается через несколько секунд, её противный вкус наполняет рот полностью, а запах – комнату. Состояние просто отвратительное, мне в какой-то момент кажется, что я так и умру в чужой квартире перед тазиком… Она даёт мне выпить воды, что-то говорит, но я не вслушиваюсь, набираюсь сил, и снова лезу пальцами… Так повторяется до той поры, пока ощущение переполненности не исчезает и я не чувствую себя немного легче. Она вытирает мне лицо влажным холодным полотенцем, убегает на минуту и, когда возвращается, начинает отпаивать меня чем-то. Ни разу не интересовался, что это такое, да и так ли важно. Просто через минут десять это начинает действовать, и я отрубаюсь прямо на диване. Последнее, что ощущаю – это её руки, накрывающие меня мягким тёплым пледом…

Обычно мне не снится ничего, но сегодня сон был. Я снова гулял по городу с моей бывшей девушкой. Она мило улыбалась мне, я любовался её лицом, не замечая вокруг себя ничего. Мы шли по пустынной набережной, солнце садилось, окрашивая море в необычные цвета, а единственными звуками были лишь еле слышный прибой и какие-то птичьи крики – то ли чайки, то ли ещё кто-то… В общем, было тихо и необычайно спокойно. Она ничего не говорила, и я молчал. А зачем? Разве здесь нужны были слова? Ведь и так всё было замечательно.
Мы подошли к самому краю набережной, я облокотился на ограждение из белого камня, она присела и поправила короткую джинсовую юбку. Снова улыбнулась, взяла меня за руку, провела пальцами по венам. У неё очень красивые руки, изящные, ногти приятного розового оттенка – она никогда не красила их. Я улыбнулся, поднёс её руку к лицу и попытался поцеловать. Но она неожиданно вырвала пальцы и отвернулась от меня.
- Что случилось? – удивился я. Она не отвечала. – Я обидел тебя? Прости.
Я попытался приобнять её за плечи, но она снова вырвалась, одним прыжком оказалась на ограждении и затравленно посмотрела на меня:
- Так просто, правда? – дрожащим голосом спросила она. – Поматросил и бросил? Интересно было да?
Я хотел сказать хоть что-то, закричать, что это неправда, хоть как-то успокоить её, но слова застревали в горле и не желали выходить наружу. Не получалось даже пошевелиться, чтобы остановить её. В её глазах стояли слёзы, губы еле заметно дрожали, как это всегда бывает при плаче. Она развернулась и прыгнула в море… Медленно, даже изящно, вытянув руки вперёд к солнцу, как будто бы хотела взлететь. Ветер задрал юбку, мелькнула белая полоска белья, но меня сейчас это не волновало. Воздух не стал держать мою любимую, и вот её тёмная коса уже всё уменьшается и уменьшается, как и она сама, момент – и волны скрывают её… Даже пузырей не видно. Я наклоняюсь вперёд, я беззвучно кричу её имя, умоляю её вернуться ко мне. Но только волны безразлично бьются о камень набережной…

Я резко открыл глаза. Кусок белого потолка, лампа… Нет, это был всего лишь сон, я, кажется, не у себя дома… Но у кого же тогда? В голове замелькали обрывки прошлого вечера: празднование первого мая на даче у друга, восемь парней и три девушки, все, разумеется, вдрызг пьяные, три парочки разбрелись по дальним комнатам, если заглянуть туда, то увидишь, что они просто валяются на диване или в кровати, не будучи в силах сделать что-то ещё, кто-то побежал за пивом, оставшиеся курят во дворе, а я чуть ли не валяюсь в прихожей и дрожащими руками вожу тупым ножом по венам. Я в таком состоянии всегда вспоминаю о ней... Её-то и моей девушкой можно назвать только с очень большой натяжкой, ведь я её никогда не видел.
Мы с ней в Интернете познакомились. Просто она постучалась в какой-то осенний день мне в аську, ну вот и стали болтать регулярно. И я сам не заметил, как привязался к ней. Нет, у меня так-то были девушки и до неё (ну у кого никогда не бывало девушки в восемнадцать лет?), но всё это было скорее чтобы не расспрашивали, так-то я никого никогда не любил… А вот ей в первый раз в жизни признался в любви. И полгода мы были счастливы… Но потом я стал терзаться, думать, что встретиться мы с ней ещё сможем совсем нескоро, тем более, расстояние было приличное, да и она была из мусульманской семьи, так что проблем куча. Ведь я практически лишал её нормальной жизни, вместо того, чтобы встречаться с кем-то, гулять, она просто сидела перед компом и питала себя иллюзиями. Да и сам начинал понимать, что этого общения было недостаточно, мне хотелось объятий, поцелуев, чего-то большего… В итоге я стал реже заходить в аську, холоднее разговаривать. Мы стали часто ссориться из-за этого, она даже стала говорить о смерти, но я всегда обрывал её в таких случаях. А потом я случайно узнал, что у неё была попытка самоубийства из-за меня… Вот тогда-то я и начал пить с друзьями, хотя раньше сдерживаться как-то удавалось. Наши разговоры превратились практически в отговоры от самоубийства с моей стороны и угрозы – с её. Несколько раз я возвращался, на пару дней казалось, что всё теперь будет хорошо, но потом всё начиналось сначала. И, в конце концов, я бросил её.
Я возненавидел себя за это. Я практически воспользовался ею и бросил, как я могу считаться человеком после такого? О её судьбе мне не было ничего известно, жива ли она вообще – не знаю. Хотя в нашем последнем разговоре она говорила, что передумала. Возможно, это был просто блеф, я слышал, многие так делают, чтобы отвлечь внимание и успеть сделать то, что нужно… Тем не менее, покоя больше не было.
А эта девушка, которая меня откачивала…глупо, но я даже не знаю, как её зовут. Просто один раз она подобрала меня на улице, когда я еле плёлся после очередной пьянки, привела к себе, кое-как подлечила, ну и с тех пор я всё время хожу к ней. Мы с ней даже ни разу не разговаривали, она только выслушивала меня и расспрашивала, что я съел-выпил. Про профессию я вообще узнал случайно, просто как-то раз спросил её как бы между прочим, почему она привела к себе в дом незнакомого парня, она тогда раздражённо ответила: «Я медик». Что за медик – терапевт, стоматолог или, может быть, даже патологоанатом (хотя это вряд ли) - я не знал. Не знал и ни имени, обращался к ней в крайнем случае на «эй ты» (невежливо, но что поделаешь), не был в курсе её возраста (хотя она была такой маленькой и тонкой, что казалась моей ровесницей), в общем, я практически просто пользовался её помощью даже без малейшей благодарности. Иногда, конечно, хотелось поблагодарить (кто знает, может быть, если бы не она, то я бы давно сдох в какой-нибудь канаве), но всегда было слишком стыдно.
Я понял, что ощущаю себя намного лучше. Бывало даже, что в таком состоянии я уже уходил домой. Посмотрел на часы – три ночи. Она, скорее всего, сейчас спит, ну, не удивится, я часто так незаметно ухожу, она привыкла… Я сел. Голова неприятно гудела, в животе было какое-то неприятное ощущение, но в целом состояние было сносным. Но вот этот сон… Что он может означать? Я не верю во все эти сонники, но всё же… Встал, подошёл к окну. Дом стоял у набережной, так что я даже увидел плескавшееся вдалеке море. Стало невыносимо больно и стыдно. Бедная моя любимая, как же она должна была страдать из-за моего чёртового эгоизма, ненавижу себя… А уж если она не выдержала и что-то с собой сделала… Что тогда? Кому я нужен? У друзей своя огромная компания, родителям до меня дела нет, и никогда не было. Зачем тогда я ещё тут, раз я…я такой подонок…я ненавижу себя.
Я глубоко вдохнул, потом подошёл к письменному столу и стал выдвигать ящики один за другим. В одном из них нашёлся маникюрный набор в виде маленькой чёрно-розовой сумочки. В слабом неуверенном свете луны и звёзд заблестели серебром предметы оттуда: ножнички, щипчики, пилочка, ещё какие-то железки, предназначения которым я не знал. Я достал ножницы и рассмотрел их. Острые, не то что тот нож, которым я когда-то пытался хоть что-то сделать со своими запястьями. Закрыл глаза и представил себе, как по руке течёт густая тёплая кровь, в полумраке кажущаяся чёрной, кажется, даже улыбнулся. Скоро всё закончится… Ну а боль, что ж, я заслужил её… Я откинул наборчик в сторону, заворожено провёл пальцем по лезвию ножниц. В запястьях появилось напряжение, как раз там, где пролегали вены, как будто бы они чувствовали, что сейчас будет. Я облизнулся, зажал ножницы в одной из рук…
- Эй, что это ты тут делаешь?
Ещё секунда – и ножницы были в руках уже не у меня. Потом включился свет, больно резанувший по глазам, я зажмурился и инстинктивно стал протирать их кулаками. Затем всё-таки нашёл в себе силы посмотреть. Она стояла, крепко сжав в руке ножницы, и пристально, даже злобно смотрела на меня. Я только сейчас понял, что у неё синие круглые глаза. Я раньше никогда не всматривался в её лицо, и это открытие напугало меня.
- И что ты намеревался себе порезать? – грозно спросила она. – Где? Покажи!
Я ткнул наугад в какое-то место на руке. Она захохотала:
- Ну, если ты сможешь найти у себя вены в этом месте, то тебя потом надо будет заспиртовать и отнести в музей. Авось и приплатят за уникальный экспонат… А теперь скажи честно: ты чокнулся?
- Нет, - я отвернулся.
- Смотри мне в глаза! (я вздрогнул и снова повернулся к ней, хотя смотреть на неё было сейчас просто невыносимо) Зачем ты хотел покончить с собой?
- Я не…
- Так, ну ты сказки мне тут не рассказывай. Хотел, не увиливай. Почему?
- Я…блин, да ты всё равно не поймёшь!
Она слегка наклонила голову набок и хитро посмотрела на меня. Выражение её лица заметно смягчилось.
- А вдруг пойму?
- Да что ты знаешь о самоубийстве???
- Немало, поверь.
- Не верю.
- Тебе рассказать?
- Ну, давай, - сказал я, стараясь голосом показать, что в её медицинские байки я всё равно никогда не поверю.
Она стала медленно закатывать рукав. Забыл сказать, она ведь всегда носила кофты с длинными облегающими рукавами и высокими воротниками, я никогда не задумывался, зачем. Ну, нравится ей так, и что тут, у всех разные вкусы. Закатав рукав до локтя и пряча внутреннюю сторону руки от меня, она подняла потом и второй и показала мне руки. Я охнул. Два длинных шрама проходили вдоль по молочной коже. Похоже, это были очень глубокие порезы…
- Мне было семнадцать, когда меня бросил парень, - сказала она. – Не хочу показаться одной из тех романтически настроенных созданий, но я его действительно любила и, собственно говоря, продолжаю любить вот уже десять лет (так ей двадцать семь, ничего себе!), я однолюбка… И это был первый раз. Как видишь, порезы глубокие. Заснула тогда от слабости. А утром уже оттирала кровь с паркета. Даже к врачу не обратилась – зажило.
Она потянула вниз воротник. Мне открылись ещё два шрама, на этот раз на шее.
- Два, - сказала она. – Попытка найти артерии. Впрочем, тогда я в медицине ещё ничего не смыслила. В общем, результат был тот же.
Я молчал.
- Три. Верёвка. Полчаса не могла завязать петлю. Потом всё-таки получилось. Очнулась от удара об пол – крючок для люстры разогнулся от моих сорока двух килограммов.
Я опустил голову.
- Четыре. Мы же не сдаёмся, верно? Снотворное в огромном количестве. Рвота, обмороки и весёлые глюки. Когда захотелось попить, до крана пришлось добираться пять часов. Кроме того, очень уж эстетично это было.
Я сжал пальцы в кулаки.
- Пять. Прыжок с крыши семиэтажки. Благополучно приземлилась в сугроб с несколькими синяками и вывихом. Да и сам полёт совсем не впечатлил.
Я закусил губу.
- Шесть. Спровоцировать кого-то из скинхэдов… Ну, что сказать, переломов много, а толку мало. Полгода в больничке было достаточно, чтобы передумать всё. Что скажешь?
Я молчал. Она присела на колени рядом со мной и взяла меня за руку.
- Успокойся. Я наводила справки о твоей девушке. С ней всё в порядке. В институт вот недавно поступила. И, кстати, обзавелась парнем. Вроде как даже пожениться собирались.
- Правда? – выдавил я из себя.
- Правда, - ответила она. – Могу даже показать, откуда я это узнала.
- Нет, спасибо, - я помотал головой. – Я…я не знаю…прости…скажи, как тебя зовут?
- Настя, - ответила она.
- Воскресшая… А я Игорь.
- Очень приятно, - она улыбнулась. – Ну что, Игорь, тебе легче?
- Вроде бы да, - я кивнул. – Ты извини, что я так…
- Да ладно, я всё понимаю, - она стала быстро собирать предметы из набора. – Ты ведь только из-за неё пытался?
Я кивнул.
- Всё понятно. Ну, тогда, думаю, ты и так всё понял… Если не веришь, я правда могу тебе, показать, я не вру.
- Я…я верю, - кажется, я улыбнулся. – Спасибо тебе.
Она тоже улыбнулась, закатывая рукава обратно.
- Но как тебе после такого количества попыток удалось стать врачом? – спросил я. – Разве тех, кто был на учёте у психиатра, пускают в медвузы?
- Обычно нет, - ответила Настя. – Но я была особым случаем… Мне поверили, что я действительно перестала думать о самоубийстве, ну и лечащий врач похлопотал, чтобы всё-таки приняли… Так что теперь я суицидолог. Трудная работа, конечно, но всё-таки…
- Ну ты и молодец, - ахнул я. – Не то, что я.
- Всё у тебя ещё будет, - улыбнулась она. – Если что, ну ты знаешь, я всегда помогу, если что.
Я тоже улыбнулся и кивнул. Давно у меня на душе не было так спокойно, как в тот момент.

(05.06.10)

[Dunkelheit]

Спасибо, Ань

[Optimistka]

Последнее пока не читала, поэтому сначала про "Эмигрантку".
Я человек, который в произведениях больше всего любит концовки. Даже собственные стихи сочиняю с конца: приходит в голову кажущийся хорошим стих, и потом додумываю, как и что могло к такому финалу привести; в процессе может меняться. Читаю я не с конца, но эпилог для меня - это сущий подарок, всегда интересно, что в последних строках написано))
Еще в повести об Асте мне ну просто до визга понравилась концовка (ах,этот ход с фотографией,чудо!!!) - и здесь мое читательское "я" продолжает радоваться и попискивать от восторга, чтоб никого не разбудить, а то у нас два часа ночи))) Это же прекрасно, когда всё произведение - подробный, детальный, художественно выверенный рассказ о нескольких днях, а потом лихой конец с калейдоскопом дней и картин! Получилась повесть об одной судьбоносной встрече, такой, что все дальнейшие события укладываются в стройный, монолитный жизненный ряд, а она выделяется, такое яркое пятно на пастельном...
Сегодня ты летишь с человеком в самолете, а завтра он поможет тебе изменить твою жизнь... И никакой любовной линии, всё на полутонах, и чужое счастье присутствует, ух...
Вердикт - СУПЕР.
Присоединяюсь к Саше - спасибо!