Очень хорошая, на мой взгляд, тема.
Правда, опасаюсь, что отвечать будут одни модераторы.
И это очень жаль.((( Так как всем нам очень необходимо ответить на поставленный в названии вопрос. (Впрочем, я не права, Солнышко (solnze) вот отписалась
).
Тем, кто чувствует себя совершенно лишённым какой бы то ни было радости, я бы и вовсе советовала ежедневно в этой теме стараться отписываться. Вот и я сейчас попытаюсь предпринять неуклюжую попытку ответить на вопрос: «Чем вы счастливы?»
Итак, чем я счастлива? Я счастлива тем, что имею какое-никакое физическое здоровье. По крайней мере руки-ноги есть. Мы этого как-то не привыкли замечать, а между тем, это счастье. Я счастлива тем, что имею какую-никакую возможность зарабатывать себе на кусок хлеба и даже при этом слышу: «Спасибо!», то есть мой труд нужен людям. Между прочим, даже молитва есть специальная, в которой молящийся благодарит Бога за то, что имеет работу. Едем дальше. Ещё я счастлива тем, что меня окружают достойные люди. Это, пожалуй, самое большое моё счастье.
Больше писать не буду, так как хочу ещё втиснуть в пост отрывок из рассказа Бориса Ширяева (дело происходит в лагере для ссыльных):
«— Хорошенькое веселье! Вот поживете здесь, сами этого веселья вдосталь нахлебаетесь. Наградил Господь дарами.
— Ну, и выходишь ты дурак! — неожиданно рассмеялся отец Никодим. — Совсем дурак, хотя и благородный. А еще, наверное, в университете обучался. Обучался ведь?
— Окончил даже, успел до войны.
— Вот и дурак. Высшие философские премудрости постиг, звезды и светила небесные доставать умудрен, а такого простого дела, чтобы себе радость земную, можно сказать, обыкновенную добыть, — этого не умеешь! Как же не дурак?
— Да где она, эта обыкновенная радость? — ощетинился я. — Где? Вонь одна, грязь, кровь с дерьмом перемешана — вот и всё, что мы видим. Кроме ничего! И вся жизнь такая.
— Не видим, — передразнил меня отец Никодим, — ты за других не говори. Не видим!.. Ишь, выдумал что, философ. Ты не видишь, это дело подходящее, а другие-то видят. За них не ответствуй. Вот, к примеру: родит иная баба немощного, прямо сказать, урода, слепого, там, или хроменького... Над ней все скорбят: несчастная, мол, она, с таким дитем ей одна мука... А оно, дитё это, для нее оказывается самый первый бриллиант. Она его паче всех здоровых жалоствует и от него ей душе умиление. Вот и радость. А ты говоришь — дерьмо. Нет, сынок, такое дерьмо превыше нектара и всякой амброзии. Миро оно благовонное и ладан для души. Так и здесь, хотя бы в моем приходе.
- Да какой же у вас теперь приход, батюшка? — засмеялся на этот раз я. — Были вы священником, приход имели. Это верно. А теперь вы ничто, не человек даже, а номер, пустота, нихиль...
— Это я-то нихиль?! — вскочил с нар отец Никодим. — Это кто же меня, сына Господнего, творение Его и к тому же иерея может в нихиль, в ничто обратить? Был я поп, — поп и есть! Смотри, по всей форме поп!
Старик стал передо мной, расправил остатки пол своей перелатанной всех цветов лоскутами ряски и поправил на голове беззвездную буденовку.
— Чем не поп? И опять же человек есмь, по образу и подобию Божьему созданный. А ты говоришь — нихиль, пустота! — даже плюнул в сторону отец Никодим. И прихода своего не лишен. Кто меня прихода лишал?
Вот он мой приход, вишь какой, — махнул он рукой на ряды нар — три яруса на обе стороны! Вот какой богатый приход! Такого поискать еще надо.
— Хороши прихожане, — съиронизировал я. — Что ж, они у вас исповедуются, причащаются? Обедни им служите?
— А как же? Врать тебе не буду: к исповеди мало идут, разве кто из вашей братии да мужики еще. Но душами примыкают многие. И служу по возможности.
— Здесь? В бараке?
— Здесь мы всего третий день. Еще не осмотрелись. А когда везли нас, служил.
— Разве вас не в «Столыпинском» вагоне везли? Не в клетках по трое?
— В нем самом.
— Как же вы служили? Там, в этих клетках, и встать нельзя.
— Самая там служба, — залучился улыбкой старик и, снова всунув голову в солнечную струю, прижмурил глаза, — там самая служба и была. Лежим мы, по одну сторону у меня жулик, а по другую — татарин кавказский, мухамед. Стемнеет, поезд по рельсам покачивает, за решеткой солдат ходит... Тихо... А я повечерие творю: «Пришедши на запад солнце, видевши свет вечерний, поем Отца, Сына и Святого Духа»... Татарин враз понял, что хвалу Господу Создателю воздаем, хотя и по-русски совсем мало знал. Уразумел и по-своему замолился. А жулик молчит, притулился, как заяц. Однако цыгарку замял и в карман окурок спрятал. Я себе дальше молитствую: «От юности моея мнози борют мя страсти, но Сам мя заступи и спаси, Спасе мой... Святым духом всяка душа живится», а как дошел до Великого Славословия (это я всё шепотом молил, татарин тоже тихо про себя), на Славословии-то я и в полногласие вступил: «Господи Боже, Агнче Божий, вземляй грех мира, приими молитву нашу». Тут и жулик закрестился. Так ежевечерне и служили все девять ден, пока в вагоне нас везли. Чем тебе не приход? Господь обещал: где во имя Его двое соберутся, там и Он промеж них, а нас даже трое было... Мне же радость: пребываю в узилище, повернуться негде, слова даже громко сказать боюсь, а духом своим свободен — с ближними им сообщаюсь и воспаряюсь с ними.
— Ведь они не понимали вас, молитвы ваши.
— Как это так не понимали? Молились, значит, понимали. Ухом внимали и сердцем разумели».
Очень нам всем необходимо научиться добывать вот эту вот земную, обыкновенную радость. Ропотливы мы дюже. Никак не научимся говорить: «Слава Богу за всё!»
Прошу прощения за длинный пост.
Надо взять на заметку. 
